Лев Давыдычев - Чумазый Федотик

Оля и не сердилась, и не обижалась на него, но ничего не понимала. Больше к своему богатству она не прикасалась, только очень часто вспоминала разговор с дедушкой и грустно взглядывала на шифоньер.

И вот даже сейчас, жарким летом, Оля опять вспомнила о холодной, но красивой зиме и подумала: «Лыжики мои бедные, палочки мои миленькие, что же вы там без меня делаете? Я тут загораю, купаюсь, в лес хожу, а вы… А мне сказали, что и в эту зиму мне все еще нельзя на вас кататься…»

— Дедушка, дедушка! — испуганно и очень громко позвала Оля, хотя он был рядом. — А пока я здесь расту, лыжи и палки там тоже вырастут?

— Опять? — нахмурившись, с упреком спросил он. Оля кивнула, и он сказал: — Ты сама должна сообразить, что палки и лыжи, конечно, не растут.

— Хорошо, хорошо, я сама сообразила, что лыжи и палки не растут, — обиженно сказала Оля. — Тогда что получается? Я здесь подрасту, а они там останутся маленькими?

Дедушка посмотрел на нее долгим печальным взглядом, как тогда, зимой, когда она каталась на лыжах по ковру в комнате, проговорил холодно:

— Купим другие.

— Ты что?! Мои-то обидятся! Они-то думали, что я буду кататься на них! Я им обещала!

— Это лишь в сказках, — со вздохом сказал дедушка, — вещи бывают живыми, то есть думают, обижаются, ждут кого-то или чего-то. А на самом деле…

— А на самом деле, — осторожно, но все-таки решительно перебила Оля, — ты вот разговариваешь с грибами. А когда ты колешь дрова, то разговариваешь с поленьями. Значит?

— Значит? — дедушка улыбнулся, а потом и рассмеялся. — Значит, иногда я забываю, что грибы и поленья не умеют разговаривать.

— А я никогда не забываю свои синие лыжи и красные палки. Это смешно или глупо?

— Это не смешно и тем более не глупо, — серьезно ответил дедушка. — Это, в общем-то, даже замечательно.

— Почему? — обрадовалась и удивилась Оля.

— Знаешь, что… — дедушка помолчал, задумчиво глядя на внучку. — Все же к вещам надо относиться так, как относишься ты. Будто они и в самом деле живые. Ведь делали-то их люди, и людям хотелось, чтобы сделанные их руками вещи приносили пользу и радость.

— Я так и знала! Я так и знала! — восторженно воскликнула Оля. — Только не могла выговорить! Вот почему я хочу кататься на Этих лыжах, а не на новых!

— Тоже правильно, — вздохнув, согласился дедушка. — Я тебя понимаю. Я очень хорошо тебя понимаю. Просто ты взрослеешь.

— Не… неужели? — с трудом от охватившей ее радости спросила Оля. — Ты уверен?

— Представь себе. Я ведь тоже когда-то был маленьким.

— А у тебя тогда были лыжи?

лоси-то, лоси-то, оказывается, злые! — сердито сообщила Оля, едва они с бабушкой вошли в избу, где дедушка готовил обед и воевал с комарами. — Ведь лоси-то, оказывается, природу едят!

— Откуда ты это взяла? — удивился дедушка. — Лоси, было бы тебе известно, очень добрые, совершенно безобидные животные.

— Ну да! Ну да! — еще больше рассердилась Оля. — Бабушка показала мне, как они ветки съели! А бабушка врать не будет! А ветки — это же природа!

— Вырастут другие ветки, — улыбнувшись, проговорил дедушка и спросил бабушку: — Грибов вы принесли много, а комарики вас здорово поели?

У бабушки отпуск уже окончился, она приезжала в деревню поздно вечером в пятницу и уезжала в воскресенье днем. Видимо, поэтому она и ответила так:

— Мне некогда обращать внимание на разную ерунду.

— Ерунду?! — возмутился дедушка, яростно хлопнул себя по шее, а на лбу Оли осторожно, одним пальцем придавил комара. — Это не ерунда, а издевательство над людьми!

Но бабушка действительно не хотела тратить время на комаров, даже на разговоры о них и ушла в огород, где стоял столик, на котором она любила разбирать грибы — какие солить, какие мариновать, какие сушить, какие сразу есть.

— Все равно лоси злые, злые, злые, злые! — опять сердито сказала Оля. — Ветки — это же природа, а они ее едят!

— Ну и на здоровье. Морковка — тоже природа, но ты же ее ешь. А ведь ты совсем не злая, ты…

— Подожди… подожди… — настороженным шепотом остановила дедушку Оля. — Я запуталась…

— Вот именно! — весело согласился дедушка и серьезным тоном продолжал: — Подрастешь, многое узнаешь о природе и многое поймешь. А сейчас уразумей, по крайней мере, одно: лоси — добрые существа, никого не обижают, хотя огромные и сильнющие. А вот малюсенькие комарчики…

— Ма-а-алюсенькие! — возмущенно перебила Оля. — А кусаются, как крокодилы! Все говорят, что от этих разбойников житья нет!

Да, в то лето комары их замучили. Малюсеньких истязателей развелось так необыкновенно много, что спрятаться от них не стоило и мечтать. Сама изба, казалось, нудно и бесконечно звенела.

С каждым днем и без того великое количество комаров все увеличивалось и увеличивалось. Жизни из-за них и впрямь не было. То есть жизнь, конечно, была, да уж больно неудобная.

Одно нашлось спасение: стоять посредине дороги, когда дул ветер или хотя бы ветерочек. Только тут комары их не трогали почти. И с наступлением темноты, когда дедушка с внучкой, все искусанные, готовы были броситься на писклявых хулиганчиков с кулаками, те до утра оставляли их в покое.

Больше всех от комаров страдала, конечно, Оля, а сначала она их просто панически боялась, каждый раз сжималась от страха и закрывала глаза, едва заслышав над ухом противный писк.

И сколько ни твердил ей дедушка, что глупо бояться, стыдно бояться малюсеньких безобразников, Оля долго боялась их.

Но однажды, когда комары ну просто не давали ей есть любимый ревень с сахаром, Оля не испугалась, а рассердилась и ладошками прихлопнула самого наглого пискуна-кусаку.

— Все! — удивленно и радостно сказала она.

— Больше его нет! Уничтожай следующего! — подбодрил дедушка.

С этого случая Оля комаров совсем уже не боялась, хотя от укусов их и страдала по-прежнему.

И комары ее тоже не боялись. И дедушки они не боялись. Никого они не боялись, пищали и пищали, кусали и кусали, кусали и кусали, пищали и пищали…

— Хоть в город убегай! — временами сокрушался дедушка. — Но ведь смешно и глупо получится! Ну кто нам поверит в городе, что комары нас заели до такой степени?

— Бабушка немножко поверит, — отвечала Оля. — Но все равно уезжать нельзя. Стыдно, по-моему.

— Тогда — терпеть, — не очень решительно предлагал дедушка.

Терпели.

Терпели.

Терпели…

И когда терпеть становилось уже почти невмоготу, дедушка очень решительно говорил:

— Будет, будет когда-нибудь и конец этим безобразникам! И мы с тобой будем вправе гордиться, что не сдались негодяйчикам.