Клавдия Филиппова - Повести

Федя с любопытством наблюдал за дядей и тёткой.

Василий Васильевич стал хлопотать, чтобы его назначили уездным почтмейстером, как полагалось по чину.

Но губернскому почтмейстеру, от которого, зависело назначение, надо было дать взятку. Василий Васильевич не дал. Назначили другого. Стал проситься помощником почтмейстера в Екатеринбург — отказали.

Тогда, разозлившись, Василий Васильевич подал прошение выше, минуя губернского почтмейстера, и получил назначение даже скорее, чем ожидал. Предписывалось немедленно выехать в Екатеринбург, а Федя ещё учился. Думали-думали как быть и, наконец, решили, что полгода Федя проживёт и один, кончит училище и тогда тоже приедет в Екатеринбург.

Федю устроили на квартире.

— Ты, Тюнька, того… Не дури тут. Учись. Слушайся, — наставлял Василий Васильевич перед отъездом.

— Феденька, чёрное бельишко Олюткина мать, тебе постирает, носи ей, да гляди, чтобы не терялось. Голову чеши, — не отставала Марья Алексеевна.

Федя с трудом выслушивал все наставления. Он радовался отъезду дяди и тётки, радовался тому, что останется один.

Федя аккуратно посещал училище, старательно готовил уроки, а по ночам ходил по улицам с караульной доской. В Перми часто бывали пожары, и Федя за двадцать копеек в ночь нанимался сторожить добро пермских жителей. На эти деньги он покупал книжки. Дядя посылал мало: еле хватало прокормиться и заплатить за угол.

Наступил день выпуска. Федя возвращался из училища, держа в руке аттестат, свёрнутый в трубочку. Странное чувство испытывал он. Неужели это — право на свободу, на самостоятельную жизнь? С этим аттестатом он может поступить на службу. Но ведь он так мало знает. Ещё бы поучиться…

Феде захотелось ещё раз прочитать аттестат. Развернул трубку. Блеснули золотом расположенные полукругом слова: «Казанский учебный округ», под ними вычурными буквами напечатано: «Свидетельство». А дальше:

«Ученик Фёдор Михайлович, сын Решетников, из почтальонских детей, имеющий от роду 17 лет, обучался с 15 апреля 1857 г. по 24-е июля 1859 г. в Пермском уездном училище и окончил в оном полный курс учения. Во время учения поведения был отличного. В преподаваемых предметах оказал успехи: 1) в законе божием — отличные; 2) в русском языке — хорошие; 3) арифметике — достаточные; 4) в геометрии — достаточные; 5) в истории — отличные; 6) в географии — отличные; 7) в чистописании — отличные; 8) в рисовании и черчении — хорошие, а потому имеет право на преимущества, предоставленные высочайше утв. 28 ноября 1834 г. дополнит. прав. к уст. о гражд. службе окончившим курс в уездных училищах.

В удостоверение чего и дано ему сие свидетельство за печатью училища. Пермь, июля 24 дня 1859 г. Штатный смотритель Н. Иванов, законоучитель свящ. П. Накаряков, учитель арифметики и геометрии В. Некипелов и учитель истории и географии Б. Протопопов».

Хорошо! Как ярко светит солнце. И Пермь-то сегодня какая. Будто радуется вместе с Федей. Даже грязные улицы, тротуары с поминутно проваливающимися досками, даже эти, всегда скучные, серые домишки на Обвинской, казалось, поздравляли сегодня Федю с большой, хорошей переменой в жизни.

Он дошёл до своей квартиры — мрачной, покосившейся избушки, представил себе всегда угрюмую старуху-хозяйку, постоянно следившую, чтобы Федя не наделал пожара, и круто повернул назад. Чего с ней сидеть! Лучше на Каму!

Ведь скоро придётся расстаться с любимой рекой. Федя быстро дошёл до спуска и бегом сбежал к берегу. Вот и лодка, на ней всегда ездили все почтовые. Федя подвязал верёвочкой аттестат к книжкам и бережно положил на скамейку. Потом заржавленной банкой вычерпал из лодки воду и, сильно взмахивая вёслами, поплыл. Выехал на середину реки и опустил вёсла. Предоставленная себе, лодка тихо плыла вниз по течению. Федя задумался.

Эти полгода он прожил один. Никто его не ругал, не донимал наставлениями, не упрекал. Конечно, и дядя, и тётка любят его, он это знает, но они всегда попрекали его то тем, то другим. Надоело. Они заставляют его жить по-своему. Федя вытащил из кармана измятое письмо, полученное неделю назад. Это — ответ на просьбу Феди позволить ему не сразу ехать в Екатеринбург, а съездить к каким-нибудь родственникам. Хотелось поглядеть, как живут люди в других местах.

Где же дядя позволит!

«Душевно радуюсь, что оканчивается учение твоё, но теперь надо подумать об определении твоём, а не о гулянке… Думай-ка лучше о службе, а не о прогулке своей…»

Вот и весь дядин ответ. Конечно, Федя не может не согласиться с тем, что дядя прав. На поездку нужны лишние деньги, а их нет, но… ехать в Екатеринбург, опять под постоянное наблюдение и ворчание родных, навсегда распрощаться с любимой Пермью, с Камой… Многое она открыла ему. По ней шли караваны, груженные медью, железом, чугуном. Шли суда с солью. Их тянули усталые, измождённые люди. Каждая верёвка, протянутая с баржи на берег, опоясывавшая натруженные плечи бурлаков, без слов говорила о их жизни и страданиях. Никогда не забудет Федя, как однажды оборвалась эта верёвка и бурлаки покалечились.

Эти люди невыносимо тяжёлым трудом зарабатывали себе хлеб. Многое узнал Федя о жизни простых людей, сидя с бурлаками ночью на берегу у костра. Грубые на вид, оборванные и грязные, они настоящие люди, все кормятся их трудом.

Не раз он писал для них письма. У каждого в деревне голодная семья, дети. А послать нечего.

Их обсчитывают, жестоко обманывают и даже бьют. Хорошо, если при окончательном расчёте удастся получить гроши, а нередко приходится возвращаться домой, прося милостыню.

«Как же это? Отчего? Почему никто не подумает о бедном люде?» Помнит Федя, как однажды у костра вели бурлаки разговор о своей тяжёлой жизни, о самоуправстве хозяев и один из них решительно сказал: «Воля нужна, ребята, тогда собачьей жизни конец!»

«Что это за воля, и почему её нет? Нет, что-то в жизни устроено не так».

На эти вопросы ответов Федя не находил. «Может, есть такие книги, в которых всё написано? Пока таких книг не приходилось читать. А если их нет? Тогда… тогда взять и самому описать жизнь несчастных бедняков, пусть все читают и задумываются над этим. Но для этого нужно много ещё учиться».

Едва только он перешагнул через порог дядиной квартиры в Екатеринбурге, как Марья Алексеевна спросила:

— Ну, что? Ещё на год оставили?

— Нет, я кончил училище, — ответил Федя. — У меня и аттестат хороший.

— Едва-то, едва выучился!

На глазах у тётки показались слёзы. Федя заметил их, и у него самого комок подступил к горлу. Охватило чувство благодарности к этой, вырастившей его, женщине. Он подошёл ближе и поклонился ей в ноги:

— Покорно благодарю, маменька! Покорно благодарю за всё.