Владислав Крапивин - Рейс «Ориона»

А Петька ничего не сказал. Только подобрал с пола еще один камешек и сунул его в Кляксин карман.

Ребята ушли на речку, а Клякса остался в коридоре. Один раз он высунул голову за дверь, но сразу спрятался. Гуси ходили недалеко. Серый увидел Кляксу и гоготнул: «Доберемся, погоди».

Клякса вынул рогатку, вложил камень и шумно вздохнул. Потом он поддернул на плече лямку штанов, как поддергивают ружейный ремень, отправляясь в опасный поход.

— Раз, два, три, — прошептал Клякса, но не двинулся с места. Как только он представил, что останется один на один с гусаками, в животе у него захолодело. Клякса мотнул головой и еще раз сосчитал до трех. И вдруг без всякого счета выскочил на крыльцо и захлопнул дверь.

Гусаки как по команде взглянули на Кляксу. Они вытянули шеи, опустили к самой земле головы и приоткрыли клювы. Клякса прижался к двери спиной. Он судорожно натянул рогатку и выстрелил. Но камень щелкнул по земле и пробил лопух. А гуси шли через солнечный двор, заросший подорожниками и пушистыми одуванчиками. Впереди каждого гусака двигалась длинная черная тень.

Белый гусь зашел слева и отрезал путь к калитке. Серый двигался прямо. Его приоткрытый клюв внутри был красным.

— Пошел! — отчаянно заорал Клякса и выстрелил наугад. А потом бросил рогатку и стал отчаянно дергать дверь. Дверь, конечно, не открылась. Клякса зажмурился и повис на ручке. Он изо всех сил поджал ноги, чтобы спастись от страшных клювов. Но долго так висеть было нельзя. Руки сорвались, и Клякса шлепнулся на крыльцо.

И тут он увидел удивительную вещь. Серый гусак лежал на боку. Его шея вытянулась по земле, как обрывок пылесосного шланга. Белый гусь, подняв голову, смотрел на упавшего приятеля.

— Га? — удивленно спрашивал он.

Клякса поднял рогатку и встал. И тут он понял, что не боится. Даже странно было, что он только что дрожал перед этими птицами. Серый гусь дернул красной лапой, медленно поднялся и обалдело открыл клюв.

— Ну? — сказал Клякса. Гусаки понуро побрели прочь. Клякса дал вслед пару выстрелов и вышел на середину двора.

Он стоял, как укротитель хищников на арене. Расставил ноги, помахивал рогаткой, словно хлыстом. На гусей он даже не смотрел.

И вдруг в калитку рыжим вихрем влетела Римка, а с забора посыпались Петька, Тимка и Тоник.

— Ура! — заорал Петька. — Качать его!

Клякса был непрочь, чтобы его покачали. Но когда Тоник схватил его за руки, а Тимка хотел схватить за ноги, он ни с того ни с сего ойкнул и вырвался.

— Ух ты! — удивился Тимка. — Кожу-то как содрал!

На левой руке, у запястья, кожа у Кляксы была содрана до крови. То ли ссадил ее, когда висел на ручке, то ли резиной рогатки попало. Он и сам не заметил этого.

— Здорово больно, Владик? — спросила Римка.

Клякса мотнул головой.

— Маленько… — И отвернулся к забору. Плечи его вздрогнули, но этого, наверное, никто не заметил. Ведь все привыкли, что если он ревет, то ревет открыто, во весь голос.

Римка потянула Кляксу за рукав.

— Айда, я завяжу. А то засоришь.

Клякса коротко вздохнул и пошел впереди. Он шагал к калитке, у которой топтались гуси. Контуженный гусь что-то сказал здоровому, и оба направились к сараю. По дороге они презрительно загоготали, но в их гусячьих глазах был страх.

— Ну, что? — сказал Петька. — Перешел он этот самый рубикон?

— Факт, — ответил Тимка. Тогда Клякса остановился. И все тоже остановились. Клякса повернулся и нерешительно поднял лицо.

— А это?

— Что? — удивились все.

— Ну… Это, — он неловко ткнул пальцем в щеку, где оставила дорожку слезинка.

— Это не считается, — решил Тоник. — Правда, ребята? Это же не от страха. Это так…

И Клякса облегченно улыбнулся, потому что все сказали, что эта случайная слезинка не считается. Теперь его беспокоила только одна мысль. Он покосился на Тимку. Но Тимка ничего не говорил про рогатку, и Клякса сунул ее под рубашку.