Михаил Жестев - Лето без каникул

Андрей постучал в крышку кабинки, ловко перевалил через борт и спустился без посторонней помощи на землю.

— Ты, Игорь, ищи Игнашова и Рюмахина, а мы с Ниной будем здесь вас ждать.

Игорь сел в кабину, и машина покатила по главной улице. Около большого трехэтажного дома он велел шоферу остановиться и вбежал по парадной лестнице на третий этаж. Тут, как было ему известно, жили не то родственники, не то знакомые Игнашова. Игорь постучал в широкую одностворчатую дверь. Никто не ответил. Он снова постучал. Послышалось топанье шлепанцев.

— Кто здесь?

— Юра Игнашов не у вас?

К удивлению Игоря, ему открыла мать Юрия.

— Почему так поздно? Юрочка спит.

— Разбудите его.

— Но он совсем недавно пришел с концерта.

— Все равно. Лучше пусть недоспит, чем опоздает на работу.

Юрий появился заспанный, но быстро сообразил, почему здесь Игорь.

— Разве я виноват, что концерт кончился в двенадцать, а последний автобус идет в десять? Неужели специально пригнали машину? Какое чудное мгновенье…

Он и здесь пытался острить. Под недовольное причитание матери, приняв от нее какой-то сверток, он игриво помахал ей ручкой — де, мол, ауф видерзеен, муттер, до встречи дома, в Больших Пустошах — и первый вышел на улицу.

Теперь предстояло добыть Рюмахина. Это оказалось и проще и сложнее. Рюмахин после встречи с братом спал так крепко, что добудиться его не было никакой возможности. Он спал, даже когда его ставили на ноги, усаживали на стул. И единственное, что он помнил с вечера, когда еще был трезв, — что надо захватить с собой для ребят пирог. Это он помнил даже во сне. А потому, когда с помощью брата Игорь перенес Рюмахина в машину и рядом положил завернутый в бумагу пирог, на лице Рюмахина появилась улыбка: он, видимо, учуял запах пирога — значит, все в порядке.

Андрей Кочергин, как и было условлено, ждал их у базара. Но один, без Нинки.

— Не нашел, где живет тетка? — спросил Игорь, хотя хорошо понимал, что произошло нечто худшее.

— Нина пошла к последнему автобусу. — И, больше ничего не сказав, Андрей залез в кабинку, и, судя по тому, как Игоря бросило на спящего Рюмахина, можно было без труда догадаться, что сказал Кочергин шоферу.

Машина шла с той скоростью, когда даже ухабистая грунтовка похожа на асфальт. Больше газу — меньше ям! А по асфальту она неслась вихрем. Игорь знал, о чем думает Андрей, он сам думал об этом. Всех поднять на поиски Нинки. Мелькали перелески, обочины канав, поляны. Из утреннего тумана к солнцу прорезались вершины елей, небо голубело, вокруг было совсем светло. Надо лучше смотреть по сторонам. Лучше слушать. Да разве что услышишь, когда так шумит мотор. Наконец показались вдалеке за рекой Большие Пустоши. Скорей к переправе. Но кто это там сидит на берегу в светлой косынке? Нинка! Богданова! Она! Ну конечно, она! Повернулась на шум машины и смотрит, кто едет.

Скрипнули тормоза. Кочергин выскочил из кабинки. Он не верил своим глазам.

— Нина, ты?

От радости не знал, что делать. И, забыв, что он не один, что из-за борта выглядывает еще не совсем протрезвевший Рюмахин, шагнул к Нинке, обхватил руками ее голову и прижал к груди.

— Андрюша, а я тебя ждала вон с той стороны, где паром, а ты с этой появился. Вы куда ездили?

— За тобой, — нахмурился Кочергин. — Да вот за этими прогульщиками, — добавил он, показывая на Игнашова и Рюмахина.

— А я, Андрюша, не прогульщица, — виновато сказала Нина. — Ты понимаешь, я была первая в очереди на автобус, а меня оттолкнули, оттеснили, и я осталась. Сам знаешь, в воскресенье все автобусы битком набиты.

— Что ж на попутке не приехала? Три попутки было. Мимо парома ни одна не пройдет.

— Один шофер не остановился, другой остановился, но сказал, в машине какой-то опасный груз, и не взял, а третий, Андрюша, нехорошо посмотрел на меня. Ну, вот я и пошла пешком. А как стало темнеть, зашла в Иваньково к одной старушке, переждала темноту — и опять в дорогу.

Пока Игорь купал Рюмахина и смывал с него вчерашнюю дурь, Андрей перевез Нину в лодке на другую сторону, чтобы она успела к утренней раздаче кормов. Потом он пригнал паром и погрузил машину. И когда, наконец, Игорь, Рюмахин и Игнашов переправились на другую сторону, выяснилось, что времени на завтрак не осталось и что надо идти скорей на работу, благо можно было подкрепиться рюмахинским пирогом.

Игорь был доволен. Никто не опоздал на работу. А иначе хоть не звони Яблочкиной Все обошлось хорошо. Но об уходе Татьянки он сообщит. Надо вернуть ее. И обсудить Кабанову и Даньку тоже надо обязательно. В общем, в это летнее утро он был в хорошем настроении и, поднимаясь с реки, думал о том, почему летнее утро золотистое, а зимнее — темно-лиловое? И вообще, с чего начинается утро в деревне? С петухов? Нет. Петухи поют среди ночи. С мычания коров? Нет. Стадо идет в поле, когда совсем светло и уже давно наступило утро. Нет, нет, утро начинается не так. Во всяком случае — для него. Он пробуждается до солнца. И, пробуждаясь, не слышит ни всплеска весел на реке, ни рокота трактора. Утро — это и запах трав, и неуверенные голоса птиц за окном, и поеживающаяся дрожь последних мгновений сна, и какое-то ожидание близкой радости.

Игорь вспомнил вчерашнее поручение Русакова. Если нужно опросить каждого — кто где думает учиться, — пожалуйста, он это сделает. Но не сейчас же. А почему бы не сейчас? Многие ребята собираются перед работой у колхозной конторы. Там он и Игната не пропустит — в поле ему мимо правления идти.

Около правления его окружили. Тут и Нинка Богданова, и Рюмахин, и Поляков, и даже Андрей. Был на переправе — проверял, вышел ли с утра на паром Ферапонт. О, да тут еще Тесов, Игнашов.

— Богданова, какой институт? Зоотехнический?

— Есть сельскохозяйственный — зоотехнический факультет. Пиши.

— А ты, Андрей, еще не уподобился Полякову? По-прежнему педагогический?

— Давай и меня…

— Поляков! Ты куда?

— Биологический…

— Как так — биологический? Ты же хотел в институт механизации сельского хозяйства.

— Ребята, генетика призвана совершить революцию в сельском хозяйстве. А кадров генетиков — кот наплакал.

— Илька, в последний раз тебе разрешаем менять специальность, — говорит Игорь, записывая Полякова, и поворачивается к Игнашову. — А ты, Юрий?

— Отказываюсь.

— Почему?

— Считаю, что учиться заочно — все равно что пить чай не внакладку да и не вприкуску, а вприглядку.

— Смешно, конечно, даже остроумно, — сказал Андрей, — а в общем-то, бесполезная игра словами…

— Ему видней, — не стал спорить Игорь, и против фамилии Игнашова написал: «Отказался»…

На крыльцо вышел Русаков. Подозвал Игнашова.

— Поедешь в город за комбикормами. Только смотри, никаких кино. Разрешаю заглянуть на часок к тетке. Понятно?