Лемони Сникет - Тридцать три несчастья. Том 1. Злоключения начинаются [сборник litres]

– Мистер По не верит, что Стефано и Граф Олаф это одно и то же лицо, – продолжала Вайолет, – и верит, что смерть Дяди Монти произошла в результате несчастного случая. Мы должны доказать, что и в том, и в другом он ошибается.

– Но у Стефано нет татуировки, – заметил Клаус. – А доктор Лукафонт нашел в крови Дяди Монти яд Мамбы дю Маль.

– Знаю, знаю, – нетерпеливо проговорила Вайолет. – Мы трое знаем правду, но для того, чтобы убедить взрослых, нам надо найти улики, подтверждающие план Стефано.

– Если бы мы нашли их раньше, – мрачно сказал Клаус, – то, возможно, сумели бы спасти жизнь Дяде Монти.

– Этого мы никогда не узнаем, – спокойно сказала Вайолет и обвела взглядом Змеиный Зал, над которым Монти трудился всю жизнь. – Но если мы привлечем Стефано к суду за убийство, то, по крайней мере, помешаем ему причинить зло другим.

– В том числе и нам самим, – отметил Клаус.

– В том числе и нам самим, – согласилась Вайолет. – А теперь, Клаус, отыщи все книги Дяди Монти, в которых может иметься информация по Мамбе дю Маль. Когда что-нибудь найдешь, сразу скажи мне.

– Но на поиски может уйти несколько дней, – сказал Клаус, обводя взглядом солидную библиотеку Монти.

– Нескольких дней у нас нет, – твердо сказала Вайолет. – Даже нескольких часов. Ровно в пять «Просперо» отплывает из Туманной Гавани, и Стефано собирается сделать все, чтобы доставить нас на корабль. А если мы окажемся с ним в Перу…

– Хорошо, хорошо, – прервал ее Клаус. – Начнем. Вот, возьми эту книгу.

– Я не возьму ни эту, ни другую, – возразила Вайолет. – Пока ты будешь в библиотеке, я поднимусь в комнату Стефано, возможно, мне удастся найти какой-нибудь ключ.

– Одна? – спросил Клаус. – В его комнате?

– Мне абсолютно ничего не угрожает, – сказала Вайолет, хотя абсолютно уверена в этом не была. – Принимайся за книги, Клаус. Солнышко, сторожи дверь и кусай всякого, кто попробует войти.

– Экройд! – отчеканила Солнышко, что, пожалуй, означало нечто вроде: «Будет сделано!»

Вайолет ушла, а верная своему слову Солнышко села у двери, обнажив зубы. Клаус пошел в дальний конец комнаты, где размещалась библиотека, избегая прохода, где содержались ядовитые змеи. У него даже не возникло желания взглянуть на Мамбу дю Маль или какую-нибудь другую смертоносную рептилию. Клаус знал, что в смерти Дяди Монти виноват Стефано, а вовсе не змея, и тем не менее ему было невыносимо тяжело смотреть на рептилию, которая положила конец счастливому для него и его сестер времени. Клаус вздохнул, открыл книгу и – как во множестве случаев, когда среднему ребенку Бодлеров не хотелось думать о сложившейся ситуации, – начал читать.

А сейчас мне необходимо употребить довольно избитую фразу «тем временем на ранчо». Слово «избитая» здесь означает «использованная столь многими-многими писателями, что ко времени ее употребления Лемони Сникетом она превратилась в затасканное клише». «Тем временем на ранчо» – это фраза, которая употребляется, чтобы связать то, что происходит в одной части рассказа, с тем, что происходит в другой его части и не имеет ничего общего ни с коровами и лошадьми, ни с людьми, которые работают в сельской местности, где находится ранчо, ни даже с жирным соусом, которым там приправляют салаты. Здесь фраза «тем временем на ранчо» относится к тому, что делала Вайолет, пока Клаус и Солнышко оставались в Змеином Зале. Ведь когда Клаус начинал свои изыскания в библиотеке Дяди Монти, а Солнышко охраняла дверь своими острыми зубами, Вайолет занималась тем, что, по моему глубокому убеждению, не может вас не заинтересовать.

Тем временем на ранчо – Вайолет отправилась подслушивать под кухонной дверью, твердо решив не упустить ни одного слова из разговора взрослых. Вам, я уверен, известно, что ключ к хорошему подслушиванию – это не попасться, и Вайолет двигалась как можно осторожнее, стараясь не наступать на скрипучие половицы. Подойдя к кухонной двери, она вынула из кармана ленту для волос и бросила ее на пол: так, если кто-то откроет дверь, можно будет сказать, что она наклонилась подобрать ленту, а вовсе не подслушивать. Этому трюку она обучилась совсем маленькой, когда подслушивала у дверей родительской спальни, чтобы узнать, какой подарок готовится ей ко дню рождения, и, как все удачные трюки, он всегда удавался.

– Но, мистер По, если Стефано поедет со мной в моей машине, а вы поведете джип доктора Монтгомери, – говорил доктор Лукафонт, – как вы узнаете, куда ехать?

– Я признаю ваш довод, – ответил мистер По, – но не думаю, что Солнышко захочет сидеть на коленях у доктора Монтгомери, если он мертв. Нам нужно придумать что-то другое.

– Нашел! – придумал Стефано. – Я повезу детей в машине доктора Лукафонта, а доктор Лукафонт может поехать с вами и с доктором Монтгомери в джипе доктора Монтгомери.

– Боюсь, что так не получится, – хмуро сказал доктор Лукафонт. – Городские законы не разрешают водить мою машину никому, кроме меня.

– Но мы еще не обсудили вопрос о детском багаже, – сказал мистер По.

Вайолет выпрямилась. Она услышала достаточно, чтобы понять, что у нее хватит времени, чтобы заглянуть в комнату Стефано. Осторожно-осторожно она поднялась по лестнице и пошла по коридору к двери Стефано, где он сидел с ножом в ту страшную ночь. Подойдя к двери, Вайолет остановилась. Поразительно, подумала она, насколько пугает все, что связано с Графом Олафом. Он был таким ужасным человеком, что от такой малости, как вид двери его комнаты, сердце Вайолет забилось сильнее. У Вайолет даже мелькнула надежда, что Стефано взбежит по лестнице и остановит ее; тогда не придется открывать дверь и входить в комнату, в которой он спал. Но затем она подумала о своей собственной безопасности, о безопасности брата и сестры. Если нашей безопасности что-то угрожает, мы часто находим в себе мужество, о котором даже не подозревали; так и Вайолет обнаружила в себе достаточно храбрости, чтобы открыть дверь. Она повернула дверную ручку и вошла.

Как Вайолет и предполагала, в комнате царил страшный беспорядок. Кровать была неубрана и вся усыпана крошками от печенья и волосами. На полу валялись разбросанные газеты и почтовые каталоги. На комоде стояли полупустые винные бутылки. В открытом шкафу висело несколько ржавых проволочных вешалок, которые раскачивались на сквозняке. Перекрученные оконные занавеси были испачканы чем-то склизким, и, подойдя ближе, Вайолет с ужасом поняла, что Стефано в них сморкался.

Но, при всей омерзительности, застывшая слизь была не из тех улик, которые Вайолет надеялась обнаружить. Старшая бодлеровская сирота остановилась посреди комнаты и обвела взглядом беспорядок спальни. Все было отвратительно, и ничто не давало искомых улик. Вайолет потерла больное плечо и вспомнила случай, когда, живя у Графа Олафа, трое детей оказались запертыми в башенной комнате. Сидеть под замком в его святилище – здесь это выражение означает «грязная комната, в которой вынашиваются злодейские планы», – занятие не из приятных, но на поверку оно принесло им пользу, так как они смогли поднатореть в матримониальном праве и, следовательно, не остались внакладе. Здесь же, в доме Дяди Монти, в святилище Стефано Вайолет нашла только доказательства нечистоплотности. И все-таки Стефано не мог не оставить где-нибудь хоть самой ничтожной улики, найдя которую Вайолет сумела бы убедить мистера По. Но где, где? Утратив последнюю надежду – и испугавшись, что пробыла в спальне Стефано слишком долго, – Вайолет осторожно спустилась вниз.