Анатолий Алексин - Говорит седьмой этаж [Повести]

— И куда он уехал, не знаешь?

— Да говорю тебе — не спрашивал!

— Ага, понятно…

— Раз сама не рассказывает, значит, и спрашивать нечего. Она ему много новых книг приготовила. Очень много. И пока что мне их читает. Но и потом, когда он вернется, она все равно мне читать будет. Ведь правда?

Когда я поднялся, чтобы уходить, Павка сказал:

— Приходи завтра. Новую картину посмотрим. Я прямо дождаться не могу… Только жалко, что картины по одному разу прокручивают. Сразу-то не всё разберешь!

Павка стал совсем другим, даже в гости меня пригласил. Вот как хорошо, что я захватил с собой Смелого!

Прощаясь с Павкой, я сказал:

— Завтра пораньше приду. Помогу вам подготовиться. Ладно?

— Приходи когда хочешь, — снова безразличным голосом ответил он.

И почему это у него так быстро меняется настроение?

31 июля .

Ночью я проснулся от странного шума. Спросонок я не мог разобрать, в чем дело. Открыл глаза и почувствовал, что из окна прямо в лицо летят холодные водяные брызги. Край моей подушки был совсем мокрый. Тогда я понял — на улице идет дождь.

Это был первый дождь со дня нашего приезда в лагерь. В комнате сразу стало свежо и приятно. Дождь, наверное, был очень сильный, если брызги долетали до моей постели.

Вдруг я услышал, как тихо скрипнула дверь. Я притворился спящим. В комнату на цыпочках, боясь разбудить нас, вошла Катя. Она прикрыла окно — брызги перестали лететь на мою подушку. Потом Катя подошла к Профессору, поправила одеяло на его постели и вышла. Форточка осталась открытой, и сквозь нее в комнату лилась прохладная-прохладная струя.

Утром дождь продолжал бубнить по крышам.

Профессор сказал, что это настоящий южный ливень. И откуда он все знает: настоящий или не настоящий?..

Мы сегодня не пошли на море, а только смотрели на него из окна. Море почернело. Огромные волны, грохоча, набегали на берег, как будто хотели смыть и пляж и все кругом. Было очень красиво. Иногда даже казалось, что все это происходит не в жизни, а на картине.

Наши ребята собрались в большой комнате. Здесь Сергей Сергеич и Катя устроили обсуждение повести писателя Аркадия Гайдара «Тимур и его команда». Все мы очень любим эту книгу.

Но мне было не до чтений и не до обсуждений.

Ведь сегодня в три часа дня должен начаться большой праздник у ребят в санатории. Неужели дождь помешает нам пойти туда?

Я вспомнил, что обещал Павке прийти пораньше и помочь подготовиться к празднику. Неужели все сорвется? Неужели дождь будет лить до самого вечера?

Но дождь, видно, решил не мешать нам. Часам к двенадцати небо прояснилось, засинело, выглянуло солнце. Дождь постепенно затих.

После обеда я попросил Сергея Сергеича освободить меня сегодня от «мертвого часа». Я объяснил старшему вожатому, почему мне нужно пойти в санаторий немного раньше других.

— Завтра днем примешь двойную порцию сна! — засмеялся Сергей Сергеич.

Я побежал в санаторий. Но добраться до него было не так-то легко. Мне показалось, что дождь затопил весь городок. Он размыл дороги. Всюду были огромные, глубокие лужи. Мне попадались телеги и машины, которые увязли в грязи, буксовали и не могли выбраться. В одном месте было особенно много воды: маленькая речушка, текущая к морю, разлилась и затопила целую улицу. Я снял тапочки и пошел босиком. Вода доходила мне до самых трусов.

Наконец я добрался до санатория и по широкой лестнице взбежал на веранду. В разных концах веранды ребята, как и вчера, готовились к празднику. На стульях лежали какие-то венки, разноцветные ленты, обручи. Но я сразу заметил, что у многих ребят грустные лица. Особенно угрюмый вид был у Павки. Около его постели стояла молодая учительница и о чем-то упрашивала его. А Павка упрямо твердил:

— Сказал — не буду, значит, не буду! Не буду — и всё!

— Вот он всегда так: если решит что-нибудь, не переубедишь его ни за что! — с досадой сказала учительница и отошла от Павкиной постели.

Мне даже стало жалко ее.

— А чего это ты «не будешь»? — спросил я у Павки.

— Выступать не буду. Не хочу и не буду. Что я, артист, что ли? А она заладила: «Расскажи, расскажи…»

— Ты разве собирался выступать?

— Мало ли что было раньше! Я хотел рассказать о том, как Павка Корчагин матроса Жухрая освобождал. Я ведь перечитал вчера эту книгу…

— А почему вдруг перечитал?

— Просто так…

Но я-то хорошо понял, почему он перечитал: потому что я прозвал его «Павкой». Вот почему!

— А теперь все изменилось, — сказал Павка.

— Что же изменилось?

Оказывается, изменилось очень многое: кинокартину, которую так ждал Павка, сегодня показывать не будут. Картину эту в последние дни показывали в совхозе. Из совхоза ее сегодня должны были привезти в санаторий. Уже с вечера приготовили подводу, чтобы утром послать ее в совхоз, но дождь размыл все дороги: ни санаторный грузовик, ни подвода не смогли проехать. А ведь до совхоза не близко — семь километров.

Был один выход — пойти в совхоз пешком. Но кто мог пойти? Шофер и конюх санатория — оба инвалиды. Сестры не могут оставить ребят. Да и не женское это дело — шлепать по грязи. Савелий Маркович хотел было пойти в совхоз сам, вместе с другим врачом. Но идти нужно было босиком, засучив брюки до колен, а у Савелия Марковича ревматизм. Я понял, что, если картину не доставят в санаторий, весь праздник будет испорчен. Что же делать? Как помочь ребятам?

И вдруг я понял! Ну конечно, мы, пионеры, которые взяли шефство над санаторием, должны наперекор всем дождям и лужам пройти в совхоз и принести оттуда кинокартину!

— Павка, можешь выступать на концерте. Можешь! Картина будет. Честное пионерское, будет, вот увидишь!

Не успел Павка спросить, в чем дело, как я, перепрыгивая через лужи, помчался обратно в лагерь. Был «мертвый час», но я поднял всех друзей, и мы тут же устроили экстренный совет.

Я коротко рассказал обо всем. Ребята поддержали меня. Даже молчаливый Мастер произнес целую речь.

Мы решили сейчас же бежать в санаторий. Но тут раздался голос Профессора:

— А как же Сергей Сергеич и Катя? Так они нас и пустят?

На радостях мы совсем забыли о наших вожатых. Разрешат ли они нам в такую погоду пройти по лужам четырнадцать километров?

Меня стали мучить сомнения. Конечно, может быть, Сергей Сергеич и разрешит. Он ведь сам тогда, в беседке, сказал, что нужно поддерживать нашу инициативу. Только он добавил, что ее нужно направлять в русло. Значит, может и не разрешить. А мы должны обязательно, во что бы то ни стало, прямо любой ценой, принести кинокартину: ведь я же обещал Павке, а он, уж наверное, всем ребятам передал, и все они ждут.

Я предложил пойти к Сергею Сергеичу и попросить его, как я просил уже сегодня утром, отпустить пятерых из нас в санаторий. Как будто для подготовки к празднику. Скажем, что картину не привезли и нам нужно подготовить физкультурные номера, чтобы показать их вместо кинокартины: Сергей Сергеич отпустит нас, а мы пойдем в совхоз. Все было очень просто. Но Андрей вдруг взбунтовался.