Юрий Стрехнин - Легенда о флаге

А «мессершмитт» тем временем снова пронесся над барказом, прогремела пулеметная очередь…

«Мессершмитт» сделал еще один заход. Он пролетел совсем низко, но уже не стрелял. Очевидно, летчик, увидев дым, решил, что поджег барказ и больше тратить патронов не захотел.

— Отбой! — Иванов встал.

Поднялись Маша, Петя. Васюков аккуратно поставил карабин на предохранитель.

Подождав, пока совсем затих звук улетающего «мессершмитта», Иванов, шевельнув веслом, сбросил в воду чадящие обгорелые тряпки: дым, при виде которого пилот «мессершмитта» потерял интерес к барказу, теперь мог привлечь внимание других немецких летчиков.

Сдвинул бескозырку на затылок:

— Считайте, друзья, нам крупно повезло! Два налета и ни одной пробоины. Фриц этот еще без квалификации. Не успевает Гитлер кадры готовить, шибко много мы у него их перещелкали. Ты, товарищ Васюков, сколько посшибал?

— Не считал, — ответил Васюков шуткой на шутку.

— Ну, а теперь — курс зюйд, вперед до полного! — скомандовал Иванов сам себе.

Заработал мотор. Барказ, только что безвольно подставлявший борта ленивым волнам, теперь снова резал их, чуть подскакивая. На юг, на юг, пока только на юг, дальше от берега. А потом повернуть к побережью Кавказа.

Солнце уже перевалило далеко за полдень, когда Иванов переложил руль влево. Теперь солнце было почти за спиной, барказ шел на восток.

Равномерно постукивал мотор, всплескивала, шелестела волна под бортом, негромко шумел бурунчик за кормой. Мотор не ахти какой сильный, барказ двигался медленно, но все-таки шел, шел к далекой, родной, свободной от врага земле.

Опустилось за кормой за дальний край подернутого прозрачной дымкой горизонта солнце. И сразу повеяло вечерней прохладой. Менее мучительной стала жажда. Зато сильно давал себя знать голод.

Море по-прежнему было спокойным. Чуть ощутимый ветерок, оживший после захода солнца, катил еле приметные волны. Стало зябко. Маша съежилась в носовой части барказа, на рундучке. Возле нее, присев на днище, прикорнул и Петя, прижав спину к внутренней стороне борта. Нахлобучив пилотку потуже до самых ушей, охватив руками колени, рядом с ним пристроился Васюков. Только Иванов по-прежнему сидел на корме, держа штурвал и следя за работой мотора.

На небе то тут, то там проступали звезды. После захода солнца только они могли служить ориентирами. Иванов посматривал на них, сверяя курс, но все время ловил себя на том, что глаза закрываются. Протянул руку за борт, окунул ладонь, смочил лоб. Может, станет полегче…

Вторая ночь в море, и снова без сна. Почти не довелось поспать и в прошлую ночь. Вдвоем с Василем держали позицию в Инкермане, высоко на скале, в полуобрушенной пещерке, где в старину была одна из монашеских келий. Внизу, в долине, в густой тьме, искры трассирующих пуль пролетали откуда-то наискось. Всматривались с Василем: не обошел ли немец? В той пещерке они только вдвоем… Василь, Василь, что с тобой сейчас?..

Как ни боролся с усталостью, она все более властно давила на веки. Надо хоть немножко поспать. Но кто сменит у штурвала? Самый надежный — Васюков. Да жаль старика. Пусть подремлет.

Позвал Петю. Посадил его на свое место, предупредил:

— Если мотор забарахлит — сразу дай знать!

Поучил минутку, как управляться со штурвалом, показал:

— Видишь вон ту звезду? На нее и держи. Не потеряй.

— Куда она денется! — ответил Петя. — С неба свалится, что ли? Не потеряю.

Едва Иванов присел к борту, на то место, где только что сидел Петя, как сразу окунулся в непроницаемый сон.

Сколько он спал? Пять минут? Час? Два? Из сна его вырвал тревожный голос Пети:

— Звезда пропала!

Иванов вскочил.

Небо было затянуто откуда-то набежавшими тучами. Кое-где сквозь их плывущую пелену проглядывала временами звездочка-другая. Но определить по ним курс было уже нельзя. А может быть, Петя сбился с курса еще раньше? Как теперь сориентироваться? Небо беззвездное, слепое…

Остановил мотор, выругал Петю:

— Раззява ты! Ложись, спи!

— Я подежурю! — виновато стал просить Петя. — Как прояснится — разбужу!

— Доверять тебе!.. — начал было Иванов.

Но в голосе Пети было столько желания исправить свою оплошность! Иванов больше не стал возражать, улегся.

Его разбудил вкрадчивый холодок — словно большая прохладная ладонь потихоньку оглаживала плечи и спину, прикрытые тельняшкой. Открыв глаза, увидел над собой ясное, без облачка, светлеющее небо, на котором уже едва-едва приметны были гаснущие, по-предрассветному тусклые звезды. В борта сонно толкались волны. Чуть потягивало ветерком.

Петя безмятежно спал.

«На вахте дрыхнет!» — рассвирепел Иванов.

Он довольно неделикатно поднял Петю. Расстроенный, тот и слова не сказал в свое оправдание. Иванов сел к мотору. Держать курс на восток, туда, где посветлело небо.

Проверил, сколько осталось солярки, долил бак из канистры. Горючего на несколько часов хода. Хватит ли дотянуть до Кавказского побережья? А что делать, когда кончится солярка? Мастерить парус? Ветра почти никакого. Идти на веслах? Но при таком харче, когда на всех осталось полгорсти сухарных крох, много не выгребешь…

Они плыли, держа курс навстречу всходящему солнцу. Снова начинался день в безбрежном море. Со всех сторон оно, только оно, окружает одинокий барказ своим равнодушным простором. Где они теперь?

Вновь сухая рука жажды сдавливала пересохшее горло. Не давал покоя и голод. Совсем сникла Маша, сидит, привалясь плечом к борту, пряча от солнца лицо. Как оно у нее осунулось!.. Веки закрыты, кажется — спит. Нет, это не сон, а забытье. А Васюков, похоже, свыкся с необычным для него положением мореплавателя. То возился с карабином — протирал, чистил. Сейчас, положив на колени гимнастерку, орудует иглой, зашивает какую-то дырку — нашел себе дело солдат. Оно понятно, когда голова и руки делом заняты, всякую тяготу легче переносить. Вот Петя, тот, похоже, совсем приуныл. Сидит понуро, как больной, глядит себе под ноги… А что ему в море смотреть, глаза слепить?

Иванову и самому очень хотелось, хотя бы ненадолго, дать отдохнуть глазам. Не мог. Надо держать курс. Только временами на минуту отводил взгляд в сторону, противоположную солнцу, — там блеск воды казался менее ослепительным. В один из таких моментов ему показалось, что среди скачущих бликов промелькнули какие-то темные пятна. Вначале он просто подумал, что устали глаза. Поморгав, посмотрел вновь — пятен уже не было. Через минуту глянул туда же — опять черные, прыгающие пятна!

— Васюков, карабин! — прокричал он.