Юрий Стрехнин - Легенда о флаге

— Хорошо вам! — порадовался Иванов за минеров. — Как были — вместе. А я вот только одного Петю встретил. Раскидывает война…

— Раскидывает… — Мичман продолжал с поистине минерской осторожностью снимать проволоку с горлышка. — А нас могла и закидать, когда штольни рвали. А что? Пока шнуры тянули — немцы уж вот они, на скале. Ну, говорю, сейчас мы вас доставим прямиком к вашему немецкому богу, с горы вам ближе. Как рвануло — дым до неба, и фрицы в нем. Так и не пришлось тем фрицам Севастополем полюбоваться.

Мичман наконец раскрутил проволоку. Лихо взлетела пенная струя.

— За победу! — поднялся мичман. — За наш Севастополь!

Трынде Василию Остаповичу

Василь, дружище!

Двадцать лет ни слуха, и вдруг — твое письмо! Я прямо ошалел. Кто не знал, в чем дело, — спрашивал: орденом награжден? «Волгу» выиграл? Что — «Волга»! Тебя нашел!

Как здорово, что твой глаз зацепился за мою фамилию в газете. Спрашиваешь, не тот ли самый Иванов? Тот самый!

Уже вторично отыскиваешь меня раньше, чем я тебя. Помнишь — 24 июня сорок пятого, в Москве? Прямо с Парада Победы ты заявился ко мне в госпиталь. До сих пор злюсь: чертовы фашисты всадили-таки мне пулю напоследок. На память о берлинской речке Шпрее и о том, как я через нее перебрасывал на полуглиссере автоматчиков. Тех самых, что предлагали: «Дай, моряк, флажок со своей посудинки, заодно на рейхстаге поставим!»

Никак не думал, что после той встречи снова потеряем друг друга, в мирное-то время! А все ж верил — встретимся! Согласен — друзья военные не забываются. Вот Мансура — разве можем позабыть? Как-то был я в командировке в Волгограде. Осенью, когда на Волге уже ледок. Как раз в такую пору, в сорок втором, Мансур там со своим кораблем погиб. Не сообщи товарищи тогда его матери, а она тебе — и не узнать бы… Видел я там над берегом на постаменте бронекатер. В память моряков, которые у Сталинграда воевали. Выходит — и Мансуру этот памятник, и нашему капитан-лейтенанту Лысенко. Ведь пишешь — теперь доподлинно известно: Лысенко, как и Мансур, через немецкие тылы и фронт к Сталинграду вышел и там воевал.

Жаль, не дожил Мансур до конца войны, не увидел того, что мы. С ветерком прошлись по Европе, когда фашизму кол загоняли, есть что вспомнить. Ты по Дунаю через шесть держав до Германии, и я туда же, только с другого края. Жаль, не вместе. Будь ты у нас на Днепровской — вместо меня к рейхстагу прогулялся бы, глянул, верно ли, что на нем среди флагов — наш военно- морской? Говорят, видели. Интересно, с какого корабля? Ходил слух, что бронекатер с флагом, который днепровцы из окружения вынесли, под Сталинградом воевал, а потом до Германии дошел. А что, свободно мог быть и флаг нашей броняшки, которая лежит в Десне.

Эх, как хочу поскорее встретиться, Василь, взглянуть, каким ты стал! В сорок пятом погоны имел ты всего главстаршинские. А теперь знай наших — капитан второго ранга. Не пишешь, в какие моря-океаны ходишь. Но догадываюсь, коль тебя жена по три месяца не видит. А помнится, ты не собирался оставаться в моряках, хотел сразу после войны к себе в Табунивку и меня приглашал. Даже оженить обещал, на «самой наикращей». Почему ж планы изменил? Когда мы с тобой виделись в день Парада, ты говорил, тебя направляют на Тихий. Я так и считал, что ты там послужил и вернулся домой. Потому и писал тебе на Табунивку. Но письма вернулись за отсутствием адресата. А сельсовет ответил, что мать твоя выехала на жительство к родным, а куда — так я и не добился. Как это я не догадался искать тебя по военному ведомству! А ты мне писал на Златоуст. Но я после демобилизации почти сразу уехал в Свердловск, в институт, а кончил — меня сюда, в Кузбасс.

Ты спрашиваешь о Маше? Когда ты приходил ко мне в госпиталь, я действительно мечтал поехать в Сочи и отыскать ее там. Нашел и виделся. Да только к тому времени она уже вышла замуж. С нею иногда переписываемся — по праздникам, открытки. У нее сын. Назвала Николаем, как того старшину на Херсонесе. Вот так получилось… Теперь и я уже давно семейный, сыну Сережке четырнадцать. Ровесник твоему старшему — ведь у тебя, как я понял, двое?

А знаешь, в прошлом году мы всем семейством ездили в Крым, и я показал Сережке Севастополь — давно обещал. Обошли все места, где с тобой в обороне стояли. Нашли место под скалой, откуда мы с Машей и старшиной погибшим тебя на плотике на корабль переправили. Все Сережке рассказал, все вспомнилось… Серега мой после того задумался, долго в море всматривался, словно хотел тот наш разбитый кузов увидеть. А я смотрел на Сережку и думал: не пощади меня война — не было бы и его. А скольких она не пощадила…

Ну ладно, Василь, всего в письме не выскажешь. Спасибо за приглашение в твой заполярный город. Но, может быть, навестишь наши сибирские края? Или — подгоним отпуска и съедемся на севастопольской земле. Побываем на Херсонесе…

Жму руку. До встречи!

Твой боевой друг Иван Иванов.

Швартовы — канаты, которыми корабль крепится к берегу.

Кодовые таблицы — таблицы секретного шифра.

Гафель — рей (брус) на мачте, на который поднимается на фале (канатике) флаг.

Фал — тонкий канат, на котором держится флаг.

Футшток — шест для измерения глубины и отталкивания от берега.

Ошвартовались ( морск .) — закрепили корабль у берега.

Мониторы — речные броненосцы, вооруженные дальнобойными орудиями.

То есть с бронекатера.

ЧФ — Черноморский флот.

Комендоры — артиллеристы корабля.

Пивней (укр.) — петух.

Оружие (нем.).

Куркуль (укр.) — кулак.

Помогите! (нем.).

Ложись! (нем.).

Удостоверения (нем.).

Морские охотники — небольшие корабли, предназначенные для уничтожения подводных лодок.

Травить — здесь: рассказывать небылицы (матросское выражение).

Барказ — небольшое самоходное судно (морское), баркас — небольшая деревянная речная баржа, не имеющая своего хода.

Принайтовленных ( морск .) — закрепленных.

Кильватерная колонна — строй кильватера, когда корабли идут вслед один другому.