Юван Шесталов - Красная легенда на белом снегу

Отвесная скала зеленовато-белой крепостью возвышалась над рекой, над озером, над серыми скалами.

Городище состояло из трёх домов, сложенных из толстых брёвен, наполовину ушедших в камень.

Со стороны эти дома были совсем незаметны.

Трудно представить более простое, более естественное укрепление. В тревожное время городище служило убежищем для княжеской семьи, могло дать приют его родственникам с их добром. Двери домов тщательно обиты медными пластинами. Может, потому этот городок, пристроившийся среди скал, и называется Аргин-Ус — Медный городок. Говорят, в таких городках жили богатыри и князья в сказочно далёкое время.

В доме купца Ивана Сава колол дрова, топил печь. Печь была не открытой, как чувал. Она закрывалась дверцей, заслонкой. Сложили печь то ли из гладких камней, то ли из кирпича, и называлась она русской печью. На полу и на потолке белые, гладко струганные доски. Две просторные комнаты с деревянными кроватями, крытые сени… Всё в доме было как в русских домах, которые Сава видел в культбазе. Только этот дом наполовину был высечен в горе… Потому и днём здесь было сумрачно: сквозь два небольших стеклянных окошка свету проходило немного.

Сава мыл пол, носил воду. Хорошо, что вода была рядом. Она живой, булькающей струёй била прямо из горы, нависшей над домом отвесной стеной. Манси называли речку живой водой, каменным ручьём, её журчание называли священной речью малой горы богов…

Всё делал Сава, никакой работы не боялся. Бабушка многому его научила. Она раскрыла ему тайны повадок хитрых лисиц и белок, приучила внука по звёздам отыскивать дорогу в тундре, ставить шалаш из хвойных веток, разжигать огонь на снегу…

Десятилетний мальчик рос выносливым, крепким. В его руках уже играла сила. Он мог натянуть упругую тетиву настоящего лука, гнать дикого оленя по снегу. Никто из мальчишек не умел так ловко кинуть на рога оленя тынзян, поймать животное, остановить, чтобы запрячь в упряжку, — дома, у бабушки, Сава выполнял мужскую работу.

Сверстники признавали Саву сильным и ловким. Но они его не боялись. Знали: Сава зря не обидит.

А в этом доме его обижали. Купец Иван хвалился своей живой покупкой. И перед соседями и перед бывшим подпоручиком, который жил здесь же, в Медном городище, и перед посланником, как называли приехавшего вчера из-за гор русского человека, и перед Железной Шапкой, и Осьмар Васькой. Все они по десятку раз в день заходили в дом купца Ивана, у него на столе всегда стояла бутыль с прозрачной «огненной водой»…

Гости с любопытством осматривали мальчика, ощупывали, хохотали, как филины, когда Сава пугался какой-нибудь страшной их выходки.

Постепенно в душу Савы вкралась ненависть к этим людям. С ними было жутко. Когда его оставляли в покое, он забивался в угол, скучал о своём пауле, о бабушке, вспоминал маму и Учителя. Ночами мальчик видел сны: он сидит за партой, на белой, как песец, бумаге выводит буквы. Когда о нём забывали, он часами не вылезал из своего убежища, голодал, мучился от жажды и неподвижности, но упрямо сидел, ничем не напоминая этим извергам о себе. И даже когда за ним приходил сам купец Иван или Осьмар Васька, Сава сразу не выходил, они вытаскивали его из угла за руку или за ногу, а Сава отбивался, кусался и плакал. Раньше, дома, он не умел плакать. Даже когда падал с кедра, или ранил ножом руку, или его кусала злая собака, — Сава всегда молчал. Помнил наказ старых манси.

— Когда собака притащит щенят, их надо вынести на мороз и бросить в снег, — учила бабушка Саву. — Тот щенок, который заскулит и поползёт к матери, — плохой, никчёмный. Слабая собака вырастет из него. А который молчит на снегу или — ещё лучше — в лес ползёт, — того береги пуще себя. Сильным будет пёс, как волк, добрым другом будет, как настоящий человек.

А здесь, в доме Налимьего Хвоста, Сава часто плакал. Не от боли, а от отчаяния и злости — злости на отчима и на всех своих мучителей. В такие мгновения он был похож на затравленного зверёныша, который решил дорого заплатить за свою жизнь. И это особенно нравилось его мучителям.

— Дикарь!

— Язычник!

— Раб! — сквозь дикий хохот хором галдели они.

— А говорят, Советы сильны! Никакой силы у них нету. Как покупали мы себе холопов, так и будем покупать! — восклицал Осьмар Васька, подобострастно поглядывая на купца Ивана. — Мне бы тоже надо купить такую вещицу!

— Раб! Холоп!

Сава глядел исподлобья. В душе его копилась ненависть. И если он вначале много работал, то теперь он только ждал удобного случая, чтобы убежать. Он не знал, слабы или сильны Советы. Но чувствовал, что люди культбазы добрые! Это он знал твёрдо и ждал, что рано или поздно они явятся сюда и освободят не только его, но маму, сестрёнок, бабушку… и весь таёжный народ.

Приходилось Саве носить дрова, воду и в дом самого князя. Дом князя стоял отдельно от других на широкой площадке, окружённой рвом. Если взглянуть сверху, то его почти не видно. Он словно врос в землю.

Однажды в берестяном ведёрке Сава принёс воду в дом. В доме Железной Шапки было сумрачно. Сквозь крохотные слюдяные оконца проходило немного свету. Посреди жилища на земляном полу горел очаг. Очаг был выложен из камней, какие видел Сава на берегу лесной речки. В очаге играл огонь. Из огромного круглого котла, вросшего, казалось, в камень, шёл вкусный мясной пар.

У Савы защекотало ноздри, слюнки потекли. Хотя мальчику очень хотелось вкусного мяса, его внимание приковал вид княжеского жилья. Только в сказках о Медном городе он слышал нечто похожее. Стены дома были не медные, из брёвен, но, когда Сава дотронулся до них и постучал по ним пальцами, они загудели, будто литые. Вдоль стен — нары, покрытые оленьими шкурами. В священном углу стояло кресло. Оно было устлано шкурой рыси. Видно, на нём восседал сам князь. На стенах висели удивительные вещи. Особенно красив был лук, висевший на священной стороне. Лук был сделан не только из дерева. О его костяных и роговых крыльях и тугой тетиве Сава слыхал в сказаниях и былинах… В колчанах торчали стрелы. Они были самые разные: трёхгранные и ромбические, когтистые, тупые, остроконечные, гарпунные. Сава знал, что гарпунными стрелами охотились когда-то на бобра и выдру, бронзовыми когтистыми стреляли уток и гусей, а с тупыми охотились на мелких зверьков и птиц.