Альберт Лиханов - Возьмите меня с собою. Рассказы

«А как же поезд?» — подумала Наташа и удивилась: эта мысль не вызвала у неё никакой тревоги.

Так она просидела около часа. Она слышала, как на полянах за озером тихо переговаривались о чём-то своёмжуравли, потом отчаянно крякнула утка, и снова всё стихло.

Первым пришёл дед. Он ласково поздоровался с Наташей, сел на песок около челна и сказал:

— Ты насчёт поезда не опасайся. Дай вот я покурю, запрягу Мальчика и свезу тебя на станцию. Поклонюсь тебе вслед: езжай, живи на тёплых морях в городе Золотые Маковки, наживай счастье.

— А где же Пётр Матвеевич?

Дед усмехнулся:

— Сейчас придёт. Ему теперь всё нипочём.

— А что такое? — испугалась Наташа.

— Расскажет, — ответил дед, выколачивая треснувшую трубку о борт челна. — Ты слушай. Челну этому сколько годов? Не мене, чем мне. Мы с ним одногодки. Смотри, как зарос всяким цветом, всякой травой. Вот это называется по-нашему дрёма. — Дед показал на кукушкины слёзы: — Ты погляди на него, на цветок: днём дремлет, а как ночь — раскрывается, мёдом пахнет, и так до утра. Правду сказать, худой чёлн, своё отслужил. Лесовод намедни приезжал смеялся: «Ты бы, — говорит, — Василий, на нём картошку сварил, чего зря дрова валяются». А я думаю: нет, картошку на нём варить срок не вышел, с этим делом погодить надо.

— Жалко? — спросила Наташа.

— Известно, жалко. Ведь ты подумай: истлел вконец, а годится для жизни.

— Как это? — спросила Наташа. — Я не понимаю.

— А чего тут понимать! — рассердился дед. — Чёлн этот — одна труха, а в каждом пазу цветок тянется. Так вот погляжу на него да нет-нет и подумаю: «Может, и от меня, от старика, тоже для жизни какая-нибудь полезность случится». Вот и стараюсь. Ты седины не бойся. Главное, чтобы сердце у тебя было в исправности. Верное я слово сказал или нет?

— Верное, — ответила Наташа и засмеялась.

— Ну то-то! Ты моему слову верь!

Подошёл лесничий. Дед, кряхтя, встал и пошёл запрягать Мальчика. Лесничий был суров, смущён. Он спросил Наташу, как она спала, выпила ли утром молока, и замолчал.

— Мы не опоздаем? — спросила Наташа.

— Да нет, не думаю, — ответил лесничий, покраснел и добавил, не глядя на Наташу: — Дело в том, что я не поеду.

Наташа изумлённо молчала.

— Да, не поеду! — сказал, сердясь, лесничий. — Оказывается, тут такая история… Одним словом, без меня у них может ничего не выйти. Пропадёт лес. Сам сажал, знаете, жалко…

— Я-то понимаю, — сказала Наташа.

— В общем, мне здесь, признаться, будет лучше, чем в Крыму. Жаль только: пропала путёвка. Ну да что поделаешь! А к вам большая просьба: передайте мой чемодан деду, он привезёт.

— Ну что ж, — сказала Наташа и вздохнула. — Мне даже завидно.

— Но-о, дьявол! — хрипло закричал около сторожки дед. — Заелся на казённых харчах!

— Ну что ж, прощайте! — сказала Наташа и робко пожала руку лесничему.

Поезд пронёсся по плавному закруглению, и Наташа узнала: вот на этом месте его вчера застала гроза. Вагоны с лязгом пролетели над маленькой чистой рекой. Наташа успела прочесть на доске около моста запылённую надпись: «Река Мошка».

Широкая радуга стояла над лесами: там где-то, за озером, шёл небольшой дождь.

Радуга показалась Наташе входом в заповедные, таинственные края, где хозяйничают Пётр Матвеевич и дед и кричат на рассвете журавли.

Далеко среди зарослей блеснула светлая вода. Неужели озеро? Наташа высунулась из окна и долго смотрела на блеск воды среди листвы, на радугу, и у неё сжалось сердце: если бы можно остаться здесь до самой осени!

Паровоз прощально закричал, и леса начали перебрасывать его короткий крик, унесли в непролазные чащи и неожиданно вернули звонким, многоголосым эхом.

Мне кажется, человека можно считать взрослым тогда, когда его вместо утренников начинают приглашать на вечера.

Однажды папа пригласил меня на праздничный вечер в больницу. То есть к себе на работу… Я согласился — и сразу почувствовал себя как-то уверенней и взрослее.

Прощаясь и внимательно оглядывая нас напоследок, мама и бабушка очень просили меня не говорить в больнице никаких глупостей и всё время помнить о том, что я уже в шестом классе. Но если бы даже я и хотел об этом забыть, мне бы в тот вечер не удалось, потому что каждый из папиных сослуживцев обязательно говорил:

— Ну, а в каком же мы классе?

— В шестом, — отвечал я.

— Не может быть! — Потом каждый обязательно обращался к папе и восклицал: — У вас уже такой большой сын? Трудно поверить… Хотя очень на вас похож. Очень!

Маме тоже всегда говорили, что я на неё похож. Поэтому я никак не мог составить о своей внешности какого-либо определённого мнения.

Мама была красивая, а о папе бабушка как-то сказала:

— Красавцем его, конечно, трудно назвать…

— И не называй, если тебе трудно! — ответил я, — Пожалуйста… Но его всё равно любят!

— Я с этим не спорю, — сказала бабушка. — Что ты разволновался?! Внешность для мужчин вообще не имеет большого значения.

«Действительно, не имеет», — думал я, видя, как все женщины, которые были в зале, по очереди подходили к папе и, стараясь сделать ему приятное, говорили, что я на него очень похож.

На меня в тот вечер тоже все обращали внимание. И не только потому, что я пришёл с папой… Учительница литературы часто просит, чтобы все мы, её ученики, были по возможности «яркими индивидуальностями». В том зале, украшенном плакатами и цветами, мне первый раз в жизни удалось быть таким, каким хотела меня видеть наша учительница: ни одного шестиклассника, кроме меня, в зале не было. И поэтому я чувствовал себя вполне яркой индивидуальностью.

Наконец все расселись… Я услышал свою фамилию и чуть было не вскочил, как на уроке. Но оказалось, что это папу избрали в президиум.

— Правильно! — сказала старушка, которая сидела рядом со мной. Лицо у неё было сердитое, глаза придирчивые. От таких людей особенно приятно бывает услышать какой-нибудь комплимент.

Другие, услышав нашу с папой фамилию, вслух ничего не высказали, но громко захлопали. И я понял, что они со старушкой вполне согласны.

«Как жаль, что мама и бабушка не видят всего этого! — думал я. — Конечно, я расскажу им… Но во-первых, папа обязательно будет мешать. И даже если я буду что-то преуменьшать, он скажет, что я сильно преувеличиваю. А во-вторых, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Это давно известно!»

Я первый раз в жизни слушал доклад! Он был коротким…

— Молодец! — с мрачным видом сказала старушка, сидевшая рядом. И кивнула в сторону трибуны, которую покидал докладчик. — Быстро управился.

А я бы мог слушать ещё!

— Сейчас мы поговорим о лучших людях нашей больницы! — сказал председатель.