Федор Каманин - Золотой рубин. Хрустальная ваза

- Вот это обжора, я понимаю! - кричит Люба.

Одевшись, девочки вышли к Машине.

- Ну, Паровоз, с добрым утром! - здоровается Люба с отцом. - Как спал? Что во сне видел? Ты знаешь, Настя, он всегда выдумывает сны. Как встанет, так и начинает мне рассказывать. И чего он только не наплетет тут!

- А зачем же ты слушаешь? - улыбается Машина.

- А затем, что ты очень хорошо выдумываешь, складно у тебя получается. Ну-ка, расскажи нам, что ты сегодня во сне видел.

- Нет, что ж рассказывать-то… Если человеку не верят, то нечего и рассказывать.

- Сегодня я тебе поверю, рассказывай.

- Тогда дело другое, можно и рассказать, - откашлянулся Машина.

- А ты тем временем чай пей, - говорит Люба Насте. - Вот тебе хлеб, молоко. Слушай и кушай, он ведь долго будет разговаривать.

- Ой, какая у вас посуда! И где вы только купили ее? - говорит Настя, не сводя глаз с хрусталя.

Дома она пила чай из глиняной кружки, стаканов у них никогда не было. А ваз она и не видела сроду, не знала даже, какие такие вазы бывают и для чего они.

- А это вот все его работа, - указала Люба на отца. - Он все это сделал для себя.

- Сам? - изумилась Настя, тараща на Машину глаза.

- Ну да, - смеется Люба. - Он у меня работать молодец! Ну, ну, Паровоз, сон все-таки рассказывай.

- А что мне рассказывать-то? Сон я сегодня больно коротенький видел, рассказывать нечего.

- Ладно, ладно, - пристает Люба.

- Ну вот, значит… - начал Машина.

Люба толкает в бок Настю.

- Будто бы очутился в другом городе я, на другом совсем заводе, в другой квартере. И дочка будто бы у меня совсем другая, и Настя будто не Настя, а Дуня какая-то… Ну ладно, очутился, думаю, и очутился, жить-то нужно… Работаю я будто бы, живу, а девочки на моей шее сидят, хлеб едят, работать пока не работают…

- Ты слышишь? - толкает Люба Настю.

- И меж собой у этих девочек дружба большая. Вместе спят, понимаешь ты, словно две сестры родных, обнявшись, вместе играют. Прямо дружба - водой не разольешь! А я слыхал еще раньше, что дружба у девочек непрочная бывает, чуть что - живо царапаться начнут.

- Какие девочки… - замечает Люба.

- Всякие, они все одинаковые… Ну, вот… Значит, и эти девочки, смотрю, один раз дерутся! Дерутся, ругаются, плачут. Ну, думаю, что ж это случилось тут? И что ж вы думаете, из-за чего они дрались?

- Не знаю, - отвечает Люба.

- Из-за куклы, - говорит Машина.

- Нет, Паровоз, сон ты сегодня выдумал плохой, - говорит Люба, - не нравится он мне. Знаешь, Настя, это он намекает, что, дескать, мы с тобой драться будем скоро. Это он про нас выдумал. Нет, Паровозик мой, я теперь уже в куклы бросила играть. И Настя не Нинка, драться не станет. Это с той мы частенько из-за кукол цапались когда-то. Нам не до кукол теперь, а работать нужно. Ты лучше расскажи-ка мне, куда ты думаешь Настю определить, чем сны разные выдумывать, - сказала Люба.

Машина молчит. Сон и самому ему не понравился. Плохо вышло, лучше бы и не рассказывать сегодня.

- Ты слышишь, о чем тебя спрашиваю я?

- Слышу.

- Ну и как же ты думаешь?

- Куда-нибудь определю… Пейте-ка чай поскорее.

- Я больше не хочу чаю… Спасибо, - говорит Настя, вылезая из-за стола.

- А я еще выпью, - сказала Люба. - Ты, Настя, не горюй, он работу тебе найдет, он у меня дошлый.

После чая Машина пошел в продуктовый магазин купить к обеду мяса и крупы.

А Люба повела Настю во двор и в садик. На дворе показала голубей, петуха Макарку с курами, Стрекозу. В садике всего пять деревьев было: три яблони, две вишни владимирских да несколько кустов малины, черной смородины и крыжовника у изгороди росло. А середину садика занимала клубника, огурцы и помидоры. Картошка же у них росла уже в поле, за оградой садика.

- Это все Паровоз мой завел. Он очень любит возиться с деревьями, - рассказывала Люба своей новой подруге.

Придя домой из магазина, Машина сдал продукты Любе.

- Ну, Коза, стряпай тут нам обед, а мы пойдем работу Насте искать, - говорит он дочери.

- Как, уже сейчас идете? - удивилась Люба.

- Да, да! Чем раньше, тем лучше. Идем-ка, Настя, идем!

Настя робко поплелась за Машиной.

Машина на ходу набил трубку табаком и закурил. А потом он зашагал так быстро, что Насте пришлось уже вприпрыжку бежать за ним. Встречные удивленно смотрели на Настю, здоровались с Машиною, а он шагал важный, как индюк, угрюмый, как медведь.

Первым долгом направился он в контору завода. Настя, конечно, старалась не отстать от него ни на шаг, ведь эта контора такая большая, одних дверей по обе стороны не перечесть. Скроется за какой дядя Прокоп этот, не углядишь, а потом ищи его свищи, гадай, за какой он дверью находится.

В конторе уже занятия шли. Насте было слышно, как за некоторыми дверями щелкали на счетах, тихо разговаривали меж собою. Настя остановилась в нерешительности.

- Дяденька Прокоп, мне с тобой все время идти? - спрашивает она.

- А то как же? Так и шагай за мной, так и шагай! - говорит Машина.

Пройдя по коридору всю контору, они остановились перед дверью с надписью:

Машина легонько постучал в дверь.

- Можно! - крикнул кто-то за дверью.

Машина рванул дверь и шагнул в кабинет директора.

Настя - за ним.

За столом в кабинете сидел и читал бумаги человек, очень сердитый на вид, бритый весь, в сером пиджаке и таких же брюках.

- А-а, Машина! Здорово… Садись, брат, я сейчас, - улыбнулся Прокопу сердитый человек.

Машина сел на стул и молчит, попыхивая трубкой.

- Фу, черт! Ну и несет же от твоей трубки табачищем, прямо подохнуть можно! - закашлялся директор. - И где такую отраву добываешь?

- Ничего, цел будешь, - спокойно отвечает директору Машина, - Это ты как стал директором, так и избаловался на папиросках, махорка тебе крепка кажется. А табачок у меня свойский, сам на огороде выращиваю. Очень хороший табачок! Я пробовал курить разные покупные, нет, не тот коленкор, нет смаку в них того, что в моем свойском.

- Я, брат, и папиросы курить бросил: вредно все равно, что папиросы, что трубка… Ну, ты что скажешь мне? Зачем так рано пожаловал? - спрашивает директор.

- Ты видишь эту девочку? - указывает Машина на Настю.

- Вижу, - говорит директор.

А Настя ни жива и ни мертва. И сама не знает, чего она боится.

- Так вот. Она, брат, сирота. Я ее подобрал на улице вчера. Жить она будет у меня.

- Что ж, хорошее дело. У тебя детей одна дочь ведь?

- Да. Так вот, я и говорю, жить она будет у меня, а работать у тебя. Давай ей работу.

Директор смотрит на Машину, Машина на директора.

- Ты шутишь, что ли?

- И не думаю шутить. Какие ж тут шутки, когда человеку работу подыскать нужно?

- А где ж я ей работу возьму? Ты знаешь, что у нас все места заняты? У нас много своих таких, которых надо трудоустраивать.