Федор Каманин - Золотой рубин. Хрустальная ваза

- Ну, Настя, вот теперь уж я пропала окончательно, - говорит Люба Насте, придя домой.

- Узнали? Выгнали из школы? - бледнеет Настя.

- Хуже.

- А что? Что?

- Он мне дал вазу для росписи, вот что…

И Люба развернула тонкую папиросную бумагу, в которой была упакована ваза.

Ваза и без всякой росписи была хороша, только любоваться бы на нее. В другой раз Настя и любовалась бы, но теперь…

Теперь и она с ужасом смотрела на вазу, ведь ее нужно расписать! А рисовать на вазе, выпуклой, круглой, совсем не то, что на ровненьком листе бумаги, тут совсем, совсем другое нужно, иной подход.

- Да, Люба, этого и я не умею, - тихо говорит Настя.

- Я так и знала, я отказывалась…

- Но ведь это же стекло, Люба, а не бумага! Притом же скипидар, краски эти, - шепчет Настя, - Как их разводить и смешивать, ума не приложу.

- Это что! Краски-то я знаю, как разводить, этому нас учили. И как на стекле рисовать, знаю, но я не могу. А самое главное, нужно самой придумать, что нарисовать на ней, вот горе-то мое где, Настя! Эти проклятые вазы никто еще удачно не расписывал, образцов хороших нет. Он вот и дал эти картинки, но сказал, что это старые образцы, от них, вишь, оттолкнуться только нужно, а свое придумать. Придумать! Оттолкнуться! Да я бы так оттолкнулась от них, что на кусочки бы их разорвала! Ах, зачем ты рисовала за меня, Настя? Я тебя мучила, а теперь вот и сама мучаюсь. А если бы я и тогда рисовала сама, он никогда бы не дал мне эту противную вазу. Ведь я хуже всех рисовала, - плачет Люба.

А ваза стоит спокойно на столике, точно она тут совсем и ни при чем…

Целую неделю стояла ваза на столике, никто до нее не дотрагивался. Люба сказала, что она снесет вазу к учителю, скажет, что у нее не выходит ничего, пусть он Смирновой ее передает.

- Знаешь что, Люба, - говорит ей на это Настя, - а я все же попробую…

- Что ты попробуешь?

- Да расписать ее. Ты только покажи мне, как разводить краски эти на скипидаре, и я начну помаленьку.

- Настя, миленькая, дорогая! Я сама их разведу, ты только рисуй.

- Нет, нет, Люба, не сегодня. Нужно еще подумать, как расписывать, что на ней нарисовать.

- Ну ладно, думай, думай, милочка ты моя! Ты у меня золотая умница, ты придумаешь! - радостно кричит Люба. - И больше я, хоть он убей меня, хоть из школы выгоняй, не буду у него ничего брать на дом рисовать, скажу - руку вывихнула, даже в повязке похожу.

И Настя начала думать…

Долго рассматривала она изображение этрусских, греческих ваз, присматривалась и к более современным образцам. Василий Иванович правду сказал: все это было не то, что нужно. А что нужно, Настя и сама не знала.

«Пойду-ка я к Соне на выставку, она посоветует мне что-нибудь», - решила Настя.

И пошла. Тут же, вскоре после работы.

- А-а, Настя! - обрадовалась Соня, завидев ее. - Ты что же это забыла про меня? Ты что же это перестала приходить ко мне, а?

Настя и правда очень давно тут не была и теперь, когда вошла и взглянула на выставку, всплеснула руками.

Вся посуда на выставке заново переставлена, на полках разостлана розовая бумага.

- Ах, как хорошо у тебя тут все стало, - говорит Настя Соне. - Было хорошо, а теперь еще лучше и красивей стало.

- Надо и мне от людей не отставать, - говорит Соня, - ведь я тоже соревнуюсь. А ты посмотри-ка, сколько нового за это время прибавилось! Смотри, вот это работа твоего Машины. Он в соревновании здорово отличился, на выставку попал даже.

Настя смотрит на кувшин. Да, тот самый, который Машина сделал, а она в печь отнесла.

Но сейчас ей не до кувшина, она ищет глазами вазы. И не дорогие, с алмазной гранью и гравировкой, а те, которые подешевле, с росписью на стекле.

Батюшки-матушки мои, сколько же их тут! И какие же они все красивые! Почему же этот Любин учитель говорит, что нужно отталкиваться от них и новое придумывать, когда и эти так хороши, что и глаз от них не отвести?

Настя так и говорит Соне:

- Соня, а зачем это придумывают новое, когда и старые хороши?

- Ну как это «зачем»? - улыбнулась Соня. - Как бы старое хорошо ни было, а новое нужно, и такое, чтоб лучше старого было.

- А я вот просто и не понимаю, что можно лучше придумать того, что есть тут на твоей выставке?

- Ну, это ты не понимаешь, а настоящий мастер-живописец понимает, как по-новому расписать вазу. Ведь и эти вазы не сразу появились, а постепенно. Один мастер дал такой образец, а другой - иной. Вот так они и накопились помаленьку. А ты зачем это спрашиваешь?

- А просто так. Я вот сейчас подумала: как бы можно было расписать по-новому вазу, чтоб она не хуже этих была?

- А уж это я не знаю, - говорит Соня, - это забота художника и мастера. Я знаю только, что на вазах роспись все больше цветами да листьями. Да ты и сама это видишь. И не плохо ведь получается?

- Да, Соня, это хорошо. Но везде цветы, цветы, прямо в глазах рябит.

- Так то на выставке, а когда одна ваза на столе, то не зарябит, - улыбнулась Соня.

- Нет, это все-таки не то, - раздумчиво говорит Настя.

- А кроме цветов, ничего ты не придумаешь, - говорит ей на это Соня. - Только цветы идут к таким вазам.

- Нет, почему же? А ежели бы, скажем, одну веточку березы, с желтенькими листьями, как осенью, пустить от ножки к краю наискосок или метелочкой врозь раскинуть? - говорит Настя.

Соня задумалась.

- Да, это тоже хорошо будет. Хорошо и сосновую ветку нарисовать. А зачем все-таки тебе это? - спрашивает Соня. - Почему ты так интересуешься этими вазами?

- Да так, любопытно мне просто, - уклоняется от прямого ответа Настя. - А как ты думаешь, Соня, а если хоровод на вазе нарисовать?

- Ну, что ты это? Там одна девка сарафаном всю вазу займет, а это некрасиво будет.

- Нет, рисовать нужно маленькие-маленькие фигурки, баб и девок, чтобы издали можно было подумать - цветы это, а не хоровод. И ты представь: в вазу налили чистого меду, желтого, как янтарное озеро, а вокруг озера водят хоровод.

- Да, пожалуй, и так тоже хорошо будет, - согласилась Соня.

Разговор с Соней не помог Насте. Она все-таки не знала, что выбрать, что лучше.

А время идет, день за днем так и катится. Нужно что-нибудь да начинать.

Настя пошла в лес, сломала веточку сосны, сучок у березы. Сосновая ветка с длинными иглами, голубовато-зелеными, с маленькими коричневыми шишками была на заглядение. Но ей не уступала и ветка березы с редкими, золотыми от морозов осенних листьями, вот-вот готовыми отлететь. А перед глазами хоровод подруг, сарафаны, платки разноцветные, с нежными оттенками.

«Что лучше? Что красивее?» - мучится Настя день за днем, даже ночами не спит.

Люба ничего ей не говорит, только смотрит иной раз пытливо.