Сергей Ауслендер - Много впереди [Повесть]

Вспомнили про пленных, запертых в пустом свинарнике.

— Их нужно судить, — заявил Козихинский Костя Трунин. — Они нарушили все законы — ворвались без официального объявления войны. Мы должны считать их просто шайкой бандитов.

— Судить, судить, — заорали все.

Сейчас же был организован трибунал под председательством Кольки с участием Кости, Андрюшки косого и Леньки Степанова.

Здесь же, в стенах крепости, где все еще носило следы вероломного нападения неприятеля, соорудили из досок стол и скамью для трибунала.

— Приведите бандитов, — скомандовал Костя, который как старший и знакомый со всеми делами распоряжался.

Малыши, изображающие конвойную команду, вывели из свинарника пленных.

— Вы обвиняетесь, — начал Костя строго, — вы обвиняетесь в том, что напали без всякого предупреждения на мирных жителей. Вы поступили так, как никогда не поступают настоящие благородные воины. Что вы можете сказать в свое оправдание?

— А зачем он сам, он первый, — заикаясь начал Сережка, указывая пальцем на Кольку.

— Что ты хочешь наврать на нашего доблестного вождя гуронов, который храбро и честно защищал свою крепость, — прервал его Костя гневно.

— Ничего не вру. Он первый драться начал, — хныкал Сережка. — Он за девчонок вступается, это Катька наябедничала. Я ей…

Произошло замешательство. Колька густо покраснел и, забыв, что он председатель трибунала, хотел броситься на своего врага.

— Что ты можешь сказать по поводу разоблачений обвиняемого, — остановил его Костя и поглядел подозрительно.

— Ничего не скажу. Я ему маску разобью, — мрачно проворчал Колька.

И суд и зрители впали в тяжелое недоумение.

— Катька наябедничала… Он за девчонок. — хотел было продолжать свои разоблачения Сережка, но умолк при виде грозно сжимаемых кулаков Кольки.

Однако тень подозрения все же пала на доблестного вождя гуронов. Сам Костя растерялся и не знал, какое направление дать ходу собрания.

— Объявляю перерыв. Уведите подсудимых, — наконец, заявил он.

Колька чувствовал, что его слава поколебалась. Костя решил не делать больше открытого заседания.

— Все равно они бандиты, и мы должны их строго наказать, — обратился он к членам трибунала.

Колька молчал.

— Предлагаю их расстрелять мячиками!..

Все согласились. Приговор был объявлен и встречен громкими восторженными криками. Приговоренных вывели. Сережка размазывал слезы кулаками по всему лицу и хныкал, двое других держались мужественно.

Костя объявил приговор. «За нападение на чужой двор и бандитизм приговариваетесь к расстрелу. Каждого будут расстреливать по десяти раз. Должны стоять смирно у стены. Кто сделает попытку к побегу, того будут дуть ремнями и палками».

Колька чувствовал какое-то смущение, не испытывал больше радости, что враги посрамлены и так жестоко наказаны.

Осужденных поставили носом к стене. Костя отсчитал десять шагов и провел черту на которой выстроились три лучших стрелка, каждый с мячом в руках, готовые по первому приказу выпалить.

Сережка вопил во все горло:

— Не буду больше, не буду… Он сам всегда лезет!

Костя дал приказ стрелкам приготовиться.

— Мальчики, мальчики, что это вы делаете, не нужно! — раздался вдруг сзади пронзительный голос.

Все невольно обернулись.

По двору бежала Катя Морозова. В руках у нее был котенок, один чулок спустился, волосы выбились, по щекам текли слезы.

— Пожалуйста, не нужно, простите моего Сережу.

Увидев Кольку, она бросилась прямо к нему с мольбой. Колька сконфуженно отвернулся. Девочка дергала его за рубашку и жалобно умоляла. Непреклонное сердце вождя гуронов дрогнуло. Он решительно шагнул вперед и сказал твердо:

— Не будем расстреливать. Пусть идут к черту.

Все в недоумении молчали. Костя сказал обиженно:

— Как же это так! Они приговорены. Ты не смеешь отменять приговор!

— А ты не смеешь на чужом дворе распоряжаться. Нашелся тоже. Второй класс свиней пас.

Костя окинул его презрительным взглядом.

— Дурак! Девчонок слушается. Жалко, что тебя в помойке не выкупали. Дураки мы были, тебя выручили. Айда, ребята! Мы больше с вами не дружимся!

Козихинские захватили свой флаг и удалились, кидая оскорбительные и насмешливые замечания.

Катя, Сережка и Варваринские пленные поспешили скрыться, даже не поблагодарив великодушного освободителя. Впрочем, Кольке было и не до благодарностей. Он был смущен и расстроен. Малыши молчали, но тоже, кажется, осуждали своего вождя. Колька побрел домой в тяжелой задумчивости.

У стола спиной к двери сидел кто-то незнакомый с бритым затылком в серо-зеленой солдатской шинели. Пока Колька разглядывал его, незнакомец обернулся:

— Не узнаешь?

Только по голосу понял Колька, что это отец. Коротко обстриженный, побритый, в новенькой шинели показался он таким новым, молодым и красивым. Мать выглянула из-за печки. Колька подошел к отцу и вдруг совсем неожиданно прижался крепко, крепко. А отец не рассердился, не засмеялся, а прижал к себе обеими руками крепко и неловко. Жесткое сукно щекотало лицо, нос больно прижался к пуговице, но было так хорошо, так радостно Кольке.

Солнце светило в то утро по-особенному, по-праздничному, по-первомайски. Ребята еще с вечера знали, что повезут сегодня на автомобилях кататься с красным флагом и музыкой. Спать совсем невозможно было, поднялись ни свет, ни заря, торопили матерей чистые рубашки выдавать.

Колька нацепил на фуражку красную ленту, сапоги отец починил, дегтем смазал — блестят, как новые, ради такого дня обрядили в отцовский пиджак, великоват, конечно, немножко, но рукава мать подогнула, и вид важный.

Ходит Колька среди малышей степенно, ничем старается своего волнения и нетерпения не выдать, а малыши бегают за ворота, высматривают автомобиль, визжат, суетятся. Колька их даже останавливает:

— Чего замельтешились. не маленькие, кажется. Автомобиль еще на водокачке воду набирает.

Но, наконец, стало и ему невтерпеж, вышел на улицу.

У всех ворот ребята собрались, ждут и Варваринские и Козихинские. Костя Трунин, забыв все обиды и осложнения, подбежал взволнованный.

— За нами пулеметный автомобиль приедет, огромный! Я сам видел.

— Да ну, правда? — спрашивал Колька, чувствуя, что от восторга горло сжимает. — Пулеметный?

— И с пушкой кажется, — воодушевлялся Костя, — двенадцать флагов!

У Кольки глаза заблистали, о недавних недоразумениях, где тут помнить, и с Варваринскими-то всякую вражду забыли.

— Надо бы нам и свое знамя сделать, — вспомнил Костя.

Стали горячо обсуждать, откуда знамя достать, но в это время у Варваринских ворот произошла суматоха, и кто-то громко, на всю улицу, заревел. Ребята все туда хлынули, побежали и Колька с Костей.