Иван Падерин - Сквозь огонь

— Скажите, как я сюда попал?

— Просто, как все фронтовики: сначала к санитарам, затем в медпункт, потом в санбат, а оттуда на санитарной машине к нам…

Слушая врача, Костя вспомнил, как ехал от зенитчиков. Генерал сидел рядом… Засвистели бомбы, машина подпрыгнула, потом будто у самого уха зазвенела струна, и вот она опять звенит…

— А генерал, с которым я ехал, тоже в госпитале?

— Нет. Он в Сталинграде. Сказывают, его штаб рядом с десятой школой. Знаешь такую школу? Да, конечно, ты же в ней учился. Хорошая школа и недалеко от Тургеневской улицы, где жил Костя Пургин. Знаешь его? Хороший парень и учился успешно: кругом пятерки.

— А я думал, вы меня совсем не знаете.

— Ну как же не знать такого парня… После перевязки погуляй на улице, а потом еще поговорим.

Когда Костя вернулся в свою палату, соседа с черными бровями уже не было. Ушел. Не успели как следует подружиться — и разлука.

От белых простыней и наволочек, как от снега, веяло холодом. Больничный запах, казалось, проник во все поры.

В палате стало совсем скучно. Сидеть у окна от прогулки до прогулки было очень утомительно. И если бы не поднявшийся ураганный ветер, что очистил раму от пепла и раскачал перед окном деревья, Костя, пожалуй, сбежал бы из палаты в тот же день.

Целую неделю ветер хлопал ставнями, гремел железной крышей, поднимал столбы песчаной пыли, клонил деревья, безжалостно срывал с них листья. И странно, ветки, с которых ветер сорвал почти все листья, становились словно более упругими. В такую пору им будто было легче без нежного зеленого покрова.

«Нежиться сейчас не время, — вдруг упрекнул себя Костя, слушая тягучую песнь ветра. — Что мне тут, в госпитале, делать? Глядеть на белые халаты? Надо в Сталинград, там папа. Пусть посмотрит, какой я стал. Нашивку о ранении не покажу, пусть сам определит, что его сын теперь настоящий фронтовик».

Через несколько дней установилась тихая погода. Косте разрешили прогулку не только в ограде бывшего клуба, но даже по берегу реки. Ходить в собственном костюме было куда свободнее, чем в халате: «Никто возле тебя не охает, не ахает. Вот только затеряли ботинки, а то бы совсем никто не подумал, что из госпиталя».

День ото дня Костя чувствовал себя все лучше и лучше. И вот он уже совсем здоров, помогает санитарам ухаживать за больными, толкается на кухне, берется чистить картошку, таскает дрова, иногда остается дежурить у телефона и отвечает на звонки, как хорошо осведомленный в делах госпиталя дежурный.

В эти дни он все больше и полнее узнает о том, что делается за Волгой, в Сталинграде. «Интересно побывать бы сейчас там самому и посмотреть, как бьют фашистов. Раз заводской район и Мамаев Курган не могут взять, значит, наши крепко дают… На какой же улице сражается полк папы?»

Каждый подвиг защитников Сталинграда, о котором говорили по радио, сообщали в газетах и рассказывали раненые, Костя мысленно приписывал тому гвардейскому полку, которым командовал его отец. «В папином полку, наверно, все герои. Да и как может быть иначе — ведь гвардейцы!»

Все, что делалось в госпитале, Косте казалось скучным и неинтересным. Особенно досадно было слушать больных и врачей, когда они жалели его и считали маленьким. Даже ахтубинские девочки и мальчики, что ежедневно приходили в госпиталь читать стишки и разные сказки, относились к Косте, как к маленькому.

Как-то Костя пригласил их в ограду, чтобы затеять какую-нибудь игру, ну хотя бы в прятки. Мальчики чего-то задумались, а девочки переглянулись и охотно согласились. Но игра быстро расклеилась. Девочки, как сговорились, нарочно играли так, чтобы Костя все время был победителем. А какой интерес быть победителем, когда тебе все помогают: бежишь кое-как, а они нарочно отстают и не стараются схватить вперед тебя палочку-выручалочку.

И опять Косте стало грустно, и снова он стал думать об отце. Отец если брался с ним играть, то играл всерьез, по-настоящему, так, что пот выступал и щеки горели.

Однажды, выйдя за ограду госпиталя, Костя увидел такую картину: вдоль улицы, через центр села, по широкой и пыльной дороге двигались автомашины, тягачи, танки, люди, кони. Они торопились в Сталинград. Даже пыль, поднимаясь густым облаком, мчалась туда же. И, будто подхваченный этим потоком, Костя не мог уже стоять на месте. Шагая по обочине дороги, он любовался колоннами войск, танками, пушками.

Под ногами прогремел зыбкий мост, затем захрустел гравий новой дороги, потом перед глазами замелькали кусты, деревья, и вот уже стена приволжской дубравы. Было приятно идти и наблюдать, что в родной город движется столько хороших, добрых и веселых воинов. А пушки, а танки какие! Не насмотришься! Уж они-то помогут папиному полку…

Костя не заметил, как войска втянулись в лес, как наступил вечер. В одном месте встретилась санитарная машина. В ней сидели перевязанные люди. Вспомнилась белая палата. По телу пробежала дрожь. «Возвращаться не буду».

Чтобы не встречаться с санитарными машинами, он пошел по лесной тропе, усыпанной листьями… Шуршат листья, будто уговаривая Костю остановиться и послушать их шепоток, но разве можно медлить, коль решено прорваться в город!

Вечером, обогнув хутор Бурковский, Костя снова вышел на дорогу, что вела к переправе. Сюда доносились раскаты взрывов. Казалось, там, за Волгой, без конца злорадно хохочет гром.

Сквозь зеленые космы дубов стал вырисовываться багровый купол сталинградского неба. Огромный город по-прежнему утопал в огне и дыму. «Что же там горит? Ведь остались только камни!»

Показалась Волга. У переправы, под каждым деревом, в кустах и на берегу сидели бойцы. В ожидании очередного парома они молча смотрели на сталинградский пожар. Пахло чадом, першило в горле. Люди кашляли в руку, словно отсюда их могли услышать враги. Здесь уже была слышна трескотня пулеметной перестрелки.

— Эй, малец, ты куда?

Костя оглянулся и не сразу понял, с какой стороны донесся этот голос.

— Домой.

— А где у тебя дом?

— В Сталинграде.

— А ты сам откуда?

«За кого меня тут принимают?» — подумал Костя и ответил сердито:

— Нашли первоклассника, меня не запутаешь…

Навстречу вышел боец с длинным, как пика, бронебойным ружьем. Широкие поля плащ-накидки преградили дорогу. Боец смотрел сверху и, сдерживая улыбку, продолжал допрашивать:

— Давно из Сталинграда?

— А вы откуда сюда пришли? — в свою очередь спросил Костя и подумал: «Надо дать отпор, иначе заклюют».

— Не сердись, парень. Я оттуда же, откуда и ты. По тапочкам вижу. Только я из госпиталя такие «туфли» не уношу. Это не солидно.

У Кости загорелись уши, щеки. В спешке он забыл оставить в госпитале эти, будь они неладны, тапочки и теперь не знал, что ответить. В это время из темноты донесся голос: