Иван Падерин - Сквозь огонь

— Коль вы согласны, то я сейчас же начну готовить его к отправке, — громко сказал Фомин, будто не замечая спящего Костю.

— Тише, — предупредил Титов, удивленно глядя на Фомина: педагог, а как неосмотрительно груб к ребенку! Фомин понял этот укоризненный взгляд командира полка, но продолжал так же громко настаивать:

— Это надо сделать сегодня же. Ему тут незачем находиться.

— Александр Иванович, мы же люди, — попытался возразить Титов, но Фомин перебил его:

— Именно потому, что мы люди, я настаиваю. Костя…

— А… что? — просыпаясь, отозвался Костя.

Фомин будто ждал этого момента, круто повернулся к Косте и, не обращая внимания на присутствующего здесь командира полка, сказал:

— Вот что, Костя, сегодня ночью мы отправим тебя за Волгу. Поедешь в Ахтубу, в мой дом. Пока будешь там жить и учиться. Понятно?

— А вы куда?

— Мы говорим о тебе. Тебе надо быть там, где положено: в школе, — ответил Фомин.

Костя продолжал смотреть на Титова. В недоуменном взгляде больших детских глаз Титов заметил обиду. Казалось, мальчик говорил: «Дядя Володя, как же так?»

— Так, так, Костя, — сказал Титов и, взяв Фомина за локоть — это был его привычный жест уважения к своему собеседнику, — сказал:

— Идемте, Александр Иванович, посмотрим, как первая рота устроилась…

И они вышли. Костя так и не понял, почему они не договорили все до конца. Только Александр Иванович, уходя, еще раз предупредил:

— Сегодня за Волгу, Костя. Днем переправа не работает, а ночью придет катер. Готовься…

Сквозь маленькое квадратное окно в блиндаж пробивался дневной свет. Стесняясь выйти из блиндажа с заплаканными глазами, Костя долго всматривался в это окно. Был виден небольшой клочок задымленного неба. Думая об отце, Костя снова заплакал. «Эх, папа, папа! Вечером меня снова за Волгу».

А время шло быстро. Костя даже не заметил, как наступил вечер. Теперь ему не хотелось расставаться с дядей Володей, с единственным человеком, который его знал раньше и на которого он надеялся. Хоть бы Зернов пришел и заступился…

— Хватит грустить, Костя, идем в первую роту, — входя, сказал Титов.

Первая рота располагалась в овраге, рядом со штабом. В список этой роты гвардии майор Пургин был занесен навечно, но Костя не знал об этом.

С наступлением темноты бойцы выстроились вдоль оврага.

— Пургин! — начал перекличку старшина. Костя уловил свою фамилию.

— Я! — пронеслось по оврагу. Это у Кости вырвалось неожиданно звонко, и тот сержант, которому было поручено отвечать на поверках: «Пал смертью храбрых в боях с немецкими захватчиками!», на этот раз промолчал: за него ответил сын погибшего командира.

По пути в блиндаж комендантского взвода Костя еще раз пытался уговорить Титова оставить его в полку ну хотя бы на два дня.

— Нет, Костя, нельзя, — ответил Титов и собрался было объяснить Косте, почему нельзя, как сзади послышался топот догонявшего их офицера связи.

— Товарищ командир, вас срочно к телефону командующий…

Титов подал руку Косте, как равный равному, и быстро зашагал за офицером связи.

В блиндаже комендантского взвода Костю встретил Фомин, встретил сухо, без лишних слов и прощальных речей. Он просто положил на стол перед Костей чемодан погибшего отца и вещевой мешок. В мешке были сухари, консервы, кружка, белье, мыло, щетка и гречневая крупа для голубя.

«Вот какой человек, — подумал Костя, глядя на Фомина, — когда задумал отправить за Волгу, так и о голубе позаботился. Странно! Неужели он умеет отгадывать все, что я думаю, и делает наоборот? Ведь там, в тылу, голубь мне не нужен, оттуда в разведку не ходят».

Рядом с мешком была стопка книг и целая дюжина общих тетрадей. Книги и тетради Фомин взял в разбитой школе. Костя нехотя повертел в руках грамматику, задачник, открыл учебник ботаники — это был его любимый предмет.

Глядя на мальчика, Фомин на минуту представил себя в школе. Перед ним, как наяву, появился класс. На стене — географическая карта, на партах — учебники, тетради. Десятки детских глаз блестят от радости встречи с учителем…

— В какое время будет катер? — спросил Александр Иванович.

— Опаздывает, ждем в половине первого, — доложил один из бойцов.

Фомин посмотрел на часы.

«Пусть катер совсем не приходит… — твердил про себя Костя, глядя в книгу. — Или что-нибудь придумать бы, чтоб хоть на денек еще задержаться в полку…»

Распахнулась дверь. Качнулся и погас огонь светильника. На пороге блиндажа остановился запыхавшийся связной.

— Товарищ командир, тревога.

— В ружье!

Комендантский взвод бегом направился к штабу полка.

Здесь, в районе Сталинграда, Волга описывает отлогую дугу. Раньше внешнюю сторону этой дуги окаймляла сплошная цепь городских кварталов, рабочих районов, заводов и пригородных поселков. Теперь же с севера, от Спартановки, через заводской район, через центр города до Бекетовки и дальше на юг рядом с Волгой течет огненная река сталинградских пожарищ. Днем это не так заметно, а ночью кажется, и Волга горит, и вот-вот бушующий огонь перекинется на ту сторону — в заволжские дубравы. Не представляя себе, как это может произойти, Фомин смотрел на Волгу с надеждой, что именно она, широкая русская река, обозначила последний рубеж отступления нашей армии. В то же время Александра Ивановича тревожили известия о том, что большая группа фашистских автоматчиков просочилась между заводами к переправе…

К утру это подтвердилось новым, более тревожным известием: вслед за автоматчиками под покровом ночи к переправе двинулись танки и пехота. У причалов участились вспышки ракет, застрочили пулеметы, загремели взрывы гранат, и над берегом взметнулись огненные столбы. Они отражались в воде, и на этом участке Волга представилась Фомину большой кровоточащей раной.

— Да, Волга, Волга! — вздохнул Фомин, видя, как над ее ребристой поверхностью густо засновали светлячки трассирующих пуль, и подумал: «Раз река простреливается пулеметами, значит, ни лодки, ни парома не жди».

Отсюда, с небольшого холмика, возвышающегося над развалинами, Александр Иванович по привычке вел наблюдение. Его взвод, поднятый по тревоге, занял оборону на берегу оврага и был готов вступить в бой, если вражеские автоматчики попытаются прорваться к штабу и складам полка.

— Товарищ сержант, командир полка приказал стоять на месте, не трогаться, — доложил прибежавший связной.

— Ясно… А как там чувствует себя Костя? — спросил Фомин, продолжая наблюдать за простреливаемым участком Волги.

— Дисциплину он знает «хорошо и прочно», как солдат на посту, приказал сидеть — и сидит. Видать, послушный малый и сообразительный.

В самом деле, Костя всю ночь просидел в блиндаже комендантского взвода. Да и куда он мог пойти, когда кругом строчили пулеметы. От связного ему стало известно, что на переправе идет бой и об отправке за Волгу не может быть и речи.