Иван Сабило - Пробуждение

— Ну, рекордсмен! Через пятнадцать лет ты действительно купишь «макаку».

— Ничего, скоро брат демобилизуется. Работать пойдет, так что вместе купим. А эти, что накопил, я, может быть, ему на Восьмое марта пошлю, ему там нужнее, у него девушка есть.

— А зачем? — спросил Достанко. — Он там сыт, обут, одет. Театр и кино привозят в казарму, зачем еще деньги? А девушка понимает, что он солдат, значит, пока он служит, должна тратиться.

— Он не такой, — сказал Зимичев. — Он не привык за чужой счет.

— Послушай, Зима, — перебил его Поярков, — зачем тебе мотоцикл? Ты ведь после восьмого идешь в автомобильное пэ-тэ-у? А там тебе не только права, но и собственный самосвал выдадут?!

— Выдадут, если надо. Но тебе этого не понять, — медленно говорил большой, грузный Зимичев и, задрав голову, смотрел на громадную сосульку, торчавшую из-под крыши пятиэтажного дома.

— Ого! Такая грохнет на голову — без привычки не устоишь, — сказал Поярков.

— А если плашмя, то и двоих уложит, — подтвердил Зимичев. — Но она в стороне от тротуара, над крышей соседнего дома.

— Снег теперь на крыше замерз, она может упасть и запросто съехать по нему на тротуар, — начал развивать свою мысль Достанко, но Поярков перебил:

— Тихо! На горизонте — Серый!

Когда он подошел, наполеоны и виду не подали, что обрадовались. Коротко и ясно объяснили, что вызвали его для переговоров, что намечают сходить в кино и если он — за, то ему даже и билет купят.

— И все? — возмутился Шульгин. — Оставьте меня в покое.

Он повернулся к дому и вдруг увидел ту же сосульку. Он быстро сообразил, что если она и упадет, то на крышу, а значит, никому ничто не грозит.

Достанко понял, о чем он думал.

— Чуть что — и пара трупов.

— Это если скатится с нижней крыши, — уточнил Поярков.

— А может, и не скатится? — зевнул Шульгин.

— А ведь точно скатится! — убежденно сказал Поярков. — А внизу могут быть крошки-малютки, женщины.

«Вот не повезло, — думал Шульгин. — Зря приплелся».

Он посмотрел Пояркову в глаза. Тот опустил голову, словно бы смутился. Разумеется, он не забывал о споре с Витковской. Ему хотелось, чтобы победил Достанко. В этом случае частица победы досталась бы и ему, Пояркову. Но в душе он уже не ощущал того огня, который возник в момент спора.

— Но при чем тут я? — спросил Шульгин. — Скажите дворнику, это его забота.

Он шагнул по улице, но Достанко ухватил его за рукав и начал говорить, что не понимает бесстрастности Шульгина. И стал объяснять, как это важно — чем-то заниматься: сбивать сосульки, собирать кактусы, фотографировать, гонять на мотоцикле или хотя бы мечтать о мотоцикле, как это делает Зимичев. В общем, как это важно, когда есть такая страстишка, которая выгодно отличает тебя от большинства людей.

— Все? — тихо спросил Шульгин.

— Ну, не переваливать же собственную жизнь на плечи дворника! — выкрикнул Достанко.

— Там и лестница есть, — как бы между прочим, сказал Поярков. — Посмотрим?

— Не только посмотрим, но и собьем ее, — подтвердил Достанко. — А ты, Серый, можешь валить домой. Ты мне надоел!

Он отпустил рукав Шульгина и пошел первый. За ним сразу же направились Поярков и Зимичев.

Шульгин повернулся было к дому, но что-то мешало ему уйти. Взглянув на сосульку, он медленно двинулся за ребятами.

Вчетвером вошли в темный двор. Медленно, стараясь не шуметь, стали подниматься по вертикальной пожарной лестнице, — она тихонько поскрипывала и покачивалась.

Добравшись до крыши, ступили в глубокий снег и, скользя по обледенелому карнизу, друг за другом потянулись над колодцем двора к сосульке. И тут шедший впереди Шульгин поскользнулся, упал и стал сползать к самому краю крыши. Зимичев попытался удержать его и сам не устоял и поехал в полуметре от него.

Поярков и Достанко оцепенели от страха. Зимичеву удалось ухватиться за обледенелый выступ крыши, а Шульгин все так же медленно сползал дальше и дальше. Повернув голову, он взглянул на Достанко, укоряя, и тот будто очнулся. Сделал несколько шагов к Шульгину, подал руку и схватился за ржавую трубу, к которой крепились провода. При этом ноги Шульгина уже повисли над пропастью двора почти по колено.

Но сил не хватало. И тогда на помощь подоспел Зимичев.

Через минуту все четверо стояли рядом, и Достанко говорил:

— Пропади она пропадом, эта сосулька. Идем вниз.

— Зачем же вниз? — удивился Шульгин. — Что мы, напрасно сюда поднимались?

Он забрался выше и медленно подобрался к ледяной глыбе. Взялся обеими руками и потянул на себя. Раздался резкий звук, будто открывали консервную банку, и льдина отвалилась и рухнула в снег.

— Ее тут оставлять нельзя, нужно скинуть во двор, — сказал Достанко.

Вдвоем они подтащили льдину к краю, посмотрели, нет ли кого внизу, и сбросили. Там ухнуло, прогрохотали осколки, и все затихло.

Когда вышли на улицу, Поярков восторженно сказал:

— Ну, ты дал! Герой дня! Я тебя за это сфотографирую! Я сделаю тебе лучший портрет! Ты же герой!

Шульгин посмотрел на него, улыбнулся и покачал головой. Хотел что-то сказать, но лишь махнул рукой и направился к дому.

Наполеоны растерянно провожали его взглядами. Нужно было как-то останавливать Шульгина, чем-то увлекать, чтобы не лопнул, не перестал существовать крохотный сосудик, образовавшийся между ними. Но запас возможностей кончился.

— Пусть идет, — наконец сказал Поярков. — Признаем, что удержать нам его не удалось.

— Заткнись! — рявкнул Достанко. — Что ты стоишь, Зима, — победа уходит!

Достанко и Зимичев бросились за Шульгиным.

Поярков остался один. Он не торопился бежать вдогонку. Ему нужно было обдумать, что произошло, ибо поступки Шульгина не вписывались ни в какие его представления о человеческом характере. Сначала не хотел идти на крышу. Потом пошел. Потом, оказавшись на миллиметр от смерти, не дрогнул, не побежал к лестнице. Довел дело до конца и тем самым показал пример истинной смелости…

Несколько секунд Поярков стоял неподвижно, не зная, как ему теперь поступить… Рядом на бетонном столбе покачнулся и скрипнул уличный фонарь. Прошуршал в водосточной трубе снег. За домом в переулке послышались голоса. Поярков оглянулся — никого. Но по коже все-таки побежали мурашки, и сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее он пошел в ту же сторону, куда ушли ребята. Через минуту он уже мчался во весь дух.

Догнал лишь у перекрестка. Достанко упрашивал Шульгина остаться, приглашал в мороженицу — все напрасно. Что-то бубнил Зимичев.

— Вот и Юра тебя просит, — кивнул Достанко на запыхавшегося Пояркова.

— Правда, Серый, оставайся, — произнес Поярков.