Николай Глебов - Карабарчик [Повесть]

- Родился в аиле и умирать там буду, - отвечал он обычно сыну, когда тот упрашивал его пожить еще с месяц в избе.

Когда Кирик вместе с Мундусом перешагнул порог аила, на него нахлынули воспоминания.

Вот здесь, в углу, прикрытый овчинами, он спал крепким сном после того, как нашел его Темир в тайге. Сидя у ярко горевшего костра, он длинные ночи напролет слушал чудесные сказки Мундуса. Злой зимний ветер рвется через тонкие стенки аила, колышет пламя очока, сердито воет в щелях утлого жилья и, взметая яростно сугробы снега, в дикой пляске кружится в ущельях. Под напев свирепого бурана слышится мерный голос Мундуса…

«На солнечной стороне остроконечной горы, на берегу молочно-белого озера жил-был мальчик… У него было круглое луноподобное лицо и блестящие, как звезды, глаза, он никогда не плакал…» Как ручеек, журчит чудесная сказка старика о счастливом мальчике. Буран утихает, старый Мундус подбрасывает хворост в огонь, тысячи искр летят в дымоход. Закрыв шубой Карабарчика, Мундус продолжает свою сказку:

«…Он был маленького роста, поэтому, когда шел, в траве его не было видно. Он сделал из шкурок двух белок просторную хорошую шубу и из одной лапки дикого козла удобные сапоги…»

Карабарчик засыпал, сквозь сладкую дремоту доносился голос Мундуса:

«…Когда шел по траве, его не было видно…»

Хорошо быть таким маленьким-маленьким и спрятаться в траве от злой Варвары и Зотникова.

Окинув взглядом знакомую обстановку аила, Кирик вздохнул и опустился рядом с Мундусом возле очока. Пришли Янька и Темир. В дверь аила просунулась круглая, с плутоватыми глазами голова Бакаша.

- Эзен!

- Заходи, Бакаш, смелее, - сказал Темир мальчику.

Возле жилья послышалось шарканье чьих-то старческих ног, и, нащупав дверь, в аил вошел слепой Барамай.

- Эзен!

Явился охотник Амат, и вокруг костра стало людно.

Ильгей внесла кожаный мешок с чегенем и чашки. Старики закурили длинные черемуховые трубки. Молчание прервал слепой Барамай.

- Слышал, Карабарчик прилетел, - начал он и, затянувшись, передал трубку соседу. Незрячие глаза Барамая, как бы разыскивая Кирика, блуждали по аилу.

- Первый раз он был у нас в год великих перемен. Черные вороны Кара-корума пытались закрыть своими погаными крыльями солнце, но сожгли их. Карабарчик всегда будет гонцом радости.

- Мундус, возьми топшур, спой песню о новой жизни.

Кирик подал старику инструмент. В аиле зазвучали струны топшура, и Мундус начал речитативом:

Струны топшура умолкли. Ильгей налила гостям чегеня. Барамай, поднимая чашку, повернулся к Кирику:

- Мы, старые люди Мендур-Сокона, приветствуем тебя, как сына нашего народа. Приветствуем и твоего русского друга. Пусть будет теплой постель, пусть будет полным горящими углями ваш очаг - так говорит алтайская пословица.

И Кирик понял: навсегда исчезли страдания детских лет, перед ним открылась новая, большая страница из чудесной книги Алтын-судур [29] Алтын-судур - Золотая книга. .

Через три дня ребята вместе с Темиром выехали в Тюдралу.

- Вернусь не скоро, меня не теряйте, - сказал перед отъездом охотник Мундусу и жене Ильгей. - Раз Прокопий вызывает, значит, нужен ему.

Вскочив на своего Буланого, Темир стал догонять уехавших вперед ребят.

Кирику было немножко грустно расставаться с Мендур-Соконом, дедушкой Мундусом, славной Ильгей и лукавым Бакашом. Как быстро пролетели эти дни.

- Может, ты останешься еще погостить? - видя печальное лицо Кирика, спросил его накануне отъезда Темир.

- Нет, поеду с вами, - покачал головой Кирик и подумал:

«Расстаться с Янькой? Ни за что. Да и мама Степанида обидится! Нет, не отстану. Будем все вместе!» - решил он.

Завидев охотника, который мчался во весь опор, Кирик повернулся к Яньке.

- А Буланый по-прежнему бегает хорошо. Помнишь скачки в Теньге?

- Я тогда сильно боялся за тебя и за Буланого, - признался тот. - Ведь на скачках были лучшие лошади Алтая и арабский конь Аргымая.

- Все же Буланый их всех обогнал!

- Зато Зотников со старшиной посадили нас под замок!

- А мы сумели выбраться.

- Если бы не Делбек, пришлось бы туго; смотри, Мойнок за Темиром бежит, - показал Янька на собаку.

Догнав Кирика и Яньку, Темир придержал Буланого и, оглянувшись на Мойнока, скомандовал:

- Пшел домой!

Пес присел на задние лапы и умоляюще посмотрел на хозяина.

- Возьмем его, Темир, с собой, - стал просить Кирик. - Не мешает ведь, пускай бежит.

- Хорошо, - согласился Темир, - хоть он и нужен дома, но как-нибудь обойдутся и без него.

За дорогу Токшун с Мойноком окончательно подружились. Правда, первые два дня в Мендур-Соконе лайка избегала встреч с овчаркой, с опаской поглядывала на нее, но за день перед отъездом Мойнок, чувствуя превосходство Токшуна, подошел к нему и после обычной церемонии обнюхивания, виляя хвостом и изгибаясь, покорно улегся возле овчарки.

Проехав грань Мендур-Сокона, охотник и ребята пустили коней шагом.

- Темир, мы слышали, ты был в Черневой тайге. Расскажи.

Закурив трубку, Темир рассказал, как зимой с артелью охотников он выехал на промысел в Прителецкую тайгу. Однажды, охотясь, Темир вышел к какому-то большому болоту. Вдруг Мойнок остановился и принялся разгребать снег. Темир, сняв лыжи, стал помогать ему и обнаружил истлевший труп человека. На его пиджаке были почерневшие от времени металлические пуговицы с изображением царского двуглавого орла.

Недалеко от места, где лежал человек, стояла старая засохшая лиственница, верхушка которой была сломана бурей. К дереву тонкой строчкой шел след горностая. Темир подумал, что там есть дупло и зверек устроил в нем гнездо. Взмахнув несколько раз топором, охотник срубил лиственницу, но горностая не было. Разрывая в гнезде старый мох и засохшие листья, Темир нашел там пожелтевший листок бумаги, на котором было написано:

«…Третий лень питаюсь только ягодами. Сил нет. Впереди болото. Прав… Кар… оказался нег… украл план золот… уч…».

Записка обрывалась. Темир принялся искать в дупле вторую половину. Осторожно вытащив весь мох, на самом дне обнаружил остальную часть бумаги.

«…От Чуйки идти на полдень…»

Следующую фразу прочесть было невозможно: буквы слились в сплошное черное пятно, ниже уцелело несколько слов:

«…Старое русло… шагах белого бома… шурф… головешки… остался один… Кар… ушел…»

- Ты, Темир, никому не показывал эту записку? - спросил Кирик.