Майкл Морпурго - Рожденный бежать

До этого места план побега был проработан до мельчайших деталей. Но теперь они вступили на нехоженую территорию. Бекки знала только одно – они с Ясноглазым идут по дороге, которая ведёт в весь остальной мир, и пойдут по ней туда, куда она поведёт. Главное – ей больше не придётся видеть Крейга, главное – что Ясноглазый с ней и ему ничего не грозит, а остальное не важно.

Часа два, а то и больше им не встречались даже машины. Ледяной ветер пробирал Бекки до костей, а укрыться от него на пустоши было негде. Она не думала, что будет так холодно. Она была в куртке, а Ясноглазый в попонке, но этого не хватало, чтобы защититься от пронизывающего ветра. К тому же у Бекки в голове роились тревожные мысли: вдруг мама уже обнаружила, что её нет, вдруг Крейг возьмёт фургон и погонится за ними? Бекки понимала, что придётся ловить попутку – а мама всегда ей это запрещала. Поэтому, когда вдали мелькнули фары, первым побуждением Бекки было юркнуть в папоротники у дороги и спрятаться. Но когда свет приблизился, она по шуму мотора поняла, что это не фургон, а какой-то грузовик. И, набравшись решимости, выбежала на дорогу, чтобы остановить его и попросить подвезти.

Оказалось, что это грузовик-скотовоз, и водитель был вроде бы симпатичный, хотя и не в меру любопытный.

– Поздновато ты гулять пошла, – заметил он.

Бекки ответила, что опоздала на последний автобус домой и пришлось идти пешком, и соврать удалось без запинки.

Водитель сказал, что едет на ярмарку «в медвежьем углу», в каком-то городке, о котором Бекки впервые слышала. Да и смысл выражения «медвежий угол» она понимала плохо, но ехать куда-то в уютной машине в тот момент было куда приятнее, чем замерзать на пустоши. Из кабины в лицо веяло теплом, а «медвежий угол» явно был где-то далеко. Они забрались в машину – Ясноглазый свернулся на сиденье рядом с Бекки – и сразу почувствовали себя как дома. Водитель ещё немного порасспрашивал Бекки, в основном про собачку, а потом умолк и катил себе в темноту под бормотание радио.

В кабине было тепло и душновато, и Бекки с Ясноглазым быстро уснули. Когда Бекки проснулась, было уже раннее утро и они выезжали на автозаправку на окраине какого-то города. Водитель заглушил двигатель и покосился на Бекки:

– Маленькая ты ещё одна ездить.

– Мне уже восемнадцать! – тут же возразила Бекки. – Да и не одна я, видите? Со мной пёс, а у него большие зубы.

Но она понимала, что у водителя появились подозрения, что её ответы не убедили его, и поэтому, пока он ходил платить за бензин, они с Ясноглазым выскочили из кабины и удрали.

В центре городка был автовокзал, и там стоял автобус, уже готовый отъехать, с урчащим двигателем. Бекки было всё равно, куда он направляется, лишь бы подальше от Крейга. Деньги у неё были, немного, всего тридцать пять фунтов семьдесят пять пенсов, но их с лихвой хватило на билет. Бекки не хотелось тратить деньги, она понимала, что они ей ещё пригодятся, но выхода не было. Если снова ловить попутку, не избежать вопросов – больных и неприятных. А в междугороднем автобусе будут хотя бы другие пассажиры. В толпе легче затеряться, к тому же в автобусе люди обычно не заговаривают с незнакомцами. Так думала Бекки. И ошибалась.

По воле случая они с Ясноглазым очутились на заднем сиденье автобуса по соседству с самой болтливой и любопытной старушенцией на свете, которая с места в карьер спросила, куда это Бекки едет. Бекки сочинила очень сложную историю – что она едет в город к бабушке, а бабушка обожает пёсика, он ей как внук, поэтому Бекки и взяла его с собой. Чем больше интересных подробностей придумывала Бекки, тем легче ей было сочинять. К счастью, старушенция ей поверила. И к тому же Бекки ей явно понравилась – она поделилась с ней бутербродом с сыром и даже дала кусочек Ясноглазому. После чего битых два часа распространялась про собственных внуков, рассеянных по всему миру, от Австралии до Южной Африки. Показывала фотографии и даже письма. И только потом наконец уснула, к великому облегчению Бекки.

Большие города Бекки никогда не нравились, но когда автобус пополз в пробках к самому сердцу города, она поняла, что приехала куда нужно. Здесь можно исчезнуть безо всякого труда. Никто их не найдёт. Поэтому, когда они с Ясноглазым выходили с автовокзала на улицу, где все ужасно спешили по своим неотложным делам, Бекки вдруг почувствовала себя совсем одинокой и потерянной. Мимо проехал городской автобус. На нём значилось «Стенли-парк».

– Айда в парк! – сказала Бекки Ясноглазому. – Хоть побегаешь.

Она не хотела больше тратить деньги на билет и просто пошла за автобусом, что было несложно – он еле-еле тащился в пробке, к тому же следом в Стенли-парк ехали и другие автобусы, и можно было следить за ними. Идти пришлось долго, но автобусы подсказывали Бекки, что рано или поздно они доберутся до места, поэтому она шла себе и шла.

Когда они с Ясноглазым наконец ступили на лужайки Стенли-парка, Ясноглазый, похоже, сразу сообразил, что нужно мчаться со всех ног, – и умчался. Другие собаки – в тот день в парке гуляли в основном пудели – бросились догонять, но безуспешно. Дело было безнадёжное, но они очень старались. Ясноглазый вилял и увёртывался, наматывал круги вокруг собачьей стаи. Бекки села на скамейку, любуясь своим псом и лучась от гордости. Вышло солнце, она согрелась. И вдруг обнаружила, что счастлива. Глядя, как скачет по траве Ясноглазый, она понимала, что поступила правильно и папа одобрил бы её, а теперь будь что будет.

От этого внезапного прилива счастья она вскочила и помчалась за Ясноглазым – и забыла на скамейке рюкзак. А когда они вернулись, рюкзака уже не было. Пропала вся её одежда, одеяло, которое она взяла из дома, фотографии мамы с папой – всё-всё. Остались только деньги в одном кармане куртки и несколько печеньиц для Ясноглазого в другом. И тогда Бекки села и заплакала, в основном от злости на себя. Будь у неё мобильник, она бы тут же сдалась и позвонила маме, и весь её план пошёл бы насмарку. Но мобильник она нарочно оставила дома, потому что знала, что рано или поздно даст слабину.

Ясноглазый стоял и смотрел на неё, ещё не отдышавшись после бега. Взгляд у него был проницательный, и Бекки сразу его поняла.

– Я знаю, что ты говоришь. – Она вытерла слёзы. – Ты говоришь: «Нечего тут рассиживать и упиваться жалостью к себе». А ещё ты говоришь: «Я хочу есть».

Она скормила ему печенье, а потом посчитала оставшиеся деньги.

– Восемь тридцать два. Не очень-то много, да, Ясноглазый? Но поесть нам нужно. Я тоже проголодалась.

Они съели напополам хот-дог, как следует попили из фонтанчика и двинулись через парк.