Макс Бременер - Пусть не сошлось с ответом!.. Присутствие духа

Размолвка продолжалась, Новый год приближался, всё очевиднее становилось, что они с Леной встретят его врозь…

Но не это собирался открыть Игорю Валерий, не свои переживания - о них он не смог бы проронить ни слова, - а только историю размолвки. Может быть, Игорю со стороны будет яснее, что отстранило от него Лену.

Игоря Валерий застал в пионерской комнате. С несколькими своими одноклассниками тот склонился над какой-то бумагой.

- По-моему, все, - говорил Игорь товарищам. - Вполне. Чего еще?.. А, Валер! - Он заметил Валерия. - Я сейчас. Мы тут, понимаешь, корпим над посланием в город Ташкент.

- С чего это вдруг?

- С того, что мы уже давно переписываемся. Это нам, брат, завещано еще сплошь девчачьим восьмым «Б» - они в прошлом году начали с этой школой переписку, а мы развиваем… Покажем ему, ребята?.. Ничего особого тут, Валер, нет - просто погляди: все на месте? А там стиль и всякая такая штука - к этому сейчас не придирайся. - Он передал Валерию письмо. - Мы потом на сей предмет Ксении Николаевне покажем.

- Ну как? - спросили Валерия, когда он прочел.

- Я лично под таким посланием ташкентским школьникам подписываться не стал бы! - Он небрежно отбросил письмо на стол.

- А мы подписать можем? - спросил Игорь.

- Вы - как знаете.

- А точнее, как любит выражаться Зинаида Васильевна?

- Точнее? Нечего хвалиться! Например, радиогазетой. Достижение какое!

- Во всяком случае, довольно редкое, - сказал один из мальчиков.

- Может быть, редкое. А какая важность, что она три раза в неделю выходит?

- А что - важность? - спросил Игорь, как спрашивают, когда недосуг докапываться самому и все на свете кажется не слишком важным.

- Как будто ты не знаешь? То, что в первом выпуске зазря оболгали моего пионера. То, что последние выпуски стали скучные такие - и не слушает почти никто!

- Это так. - Игорь зевнул и медленно, словно неохотно, сомкнул челюсти. - Но нельзя же все тащить на принципиальную высоту.

- А если лень тащить на высоту, так нечего и раззванивать на всю Европу!

- Не знаю, чего ты кипятишься, - увещевающе и устало сказал Игорь. - Письмо как письмо.

Вообще к наскокам Валерия он отнесся беззлобно, устало и с удивлением, таким искренним, что Валерий заколебался: «Не зарываюсь ли?..» Тем не менее он энергично спросил:

- А какие будут последствия этой информации? - И хотел уже сдобрить ученую фразу простецким «кумекаешь?», как заметил на пороге директора.

- О чем спор? - осведомился директор тоном старшего, гордого самим фактом, что питомцы доросли уже до рассуждений о высоких материях, и очень бегло интересующегося сутью.

- Да тут мы, Андрей Александрович, письмо написали девятому классу ташкентской школы. Ответ на их последнее, - сказал Гайдуков.

- Очень хорошо.

- Вот Саблину не нравится, - добавил один из мальчиков.

- Саблин разве в вашем классе?

- Нет, я в параллельном, в «А», - ответил Валерий.

- Значит, это вас, в сущности, мало касается, - сказал директор. - Что ж, пройдемте, ребята, ко мне. Дайте-ка письмо.

У дверей кабинета Валерий замешкался было, но Андрей Александрович жестом предложил войти и ему.

Директор сел в кресло (прямо над ним висел на стене большой застекленный портрет Макаренко), протер и надел очки и принялся читать письмо. А Гайдуков с одноклассниками переглядывались: не вкралась ли, случаем, синтаксическая или, хуже того, орфографическая ошибка? Или стилистический изъян какой-нибудь…

- Грамотно, толково - можно отправлять, - удовлетворенно произнес Андрей Александрович. И вскользь спросил: - А у вас что там было, Саблин?

- У меня? - Валерий встал. - Я сказал, что гордиться нашим радиоузлом можно было б, если б от него была польза.

- Считаете, значит, что ее нет?

Валерий повторил - правда, более сдержанно - то, что несколькими минутами раньше говорил Гайдукову.

- Че-пу-ху вы болтаете! - отчеканил Андрей Александрович. - И встреваете в то, что вас не касается!

Подвижное лицо Игоря нахмурилось, он заморгал и мелко затряс головой. Это была немая подсказка Валерию: не ершись, брат, ни-ни! Не лезь в бутылку!..

Но Валерий почему-то смотрел не на Гайдукова, а на портрет Макаренко. И в том, что он ответил директору, не проявилось ни его самолюбие, ни строптивость, а только склонность сопоставлять и все мерить свежеобретенной меркой.

- Зачем же вы сидите под этим портретом? - спокойно спросил он.

- Под каким портретом?

С поспешностью, необычной при его представительных манерах, директор обернулся, увидел портрет Макаренко, висящий вполне надежно, и понял, что только что выслушал дерзость.

- Попросите от моего имени кого-либо из родителей явиться в школу, - сказал он. - В течение ближайших двух дней.

- По-моему, - сказал Гайдуков, когда они, выйдя из школы, направились в магазин, - ты свихнулся. Ей-богу!

Валерий понуро молчал.

- Я понимаю, - горячился Игорь, - ты искал, кто к мальцам присосался?.. Надо было! Хулиганье пугнул, так? Дело! С Зинаидой схлестнулся - от нее не убудет. Ладно. Теперь растолкуй: от письма кому потеря? Мы им написали, они нам написали, - кому какой урон? Что тебя допекло? На директора стал бросаться - новая мода!

Валерий кисло усмехнулся.

- Не знаю, как тебя выгородить, черт… Пойди хоть завтра повинись, а там…

- А чего виниться? Будь Макаренко живой, наш Андрей Александрович его портрет в кабинете не вешал бы. Это - будь надежен. Он, наоборот…

Тут Игорь рассердился. Он заявил, что, по его мнению, выбирать портреты для кабинета - как-никак право самого директора. И прикидывать, кто красовался бы на стене директорского кабинета, не умри Макаренко, - значит разводить антимонию и рассусоливать.

С этим Валерий был не согласен, но так как и сам не прочь был переменить тему разговора, то по возможности беззаботно (хотя и взяв сначала слово все хранить в тайне) рассказал Игорю о размолвке с Леной.

Игорь не сразу отозвался: он, размышляя, выпятил, а затем закусил губу, повел перед собой невидящим взглядом, чуть сдвинул брови, и Валерию понравилась такая вдумчивость - человек не пытался ответить с бухты-барахты.

Они дошли до магазина, в витрине которого из наклонной бутылки шампанского лилась в бокал витая струя. Жидкость в бокале искрилась и пенилась, но бокал не переполнялся, и это обстоятельство привлекало зевак, тщившихся найти разгадку чуда.

Только в магазине, приближаясь к прилавку с колбасами - тучными, розовыми, обрамленными белым жиром, и темными, сморщенными, - Гайдуков вдруг спросил:

- Ты вообще-то ее целовал?

Валерий запнулся. Ему показалось, что это мог слышать молодой продавец в берете, орудующий чудовищным ножом.

- Да? - переспросил Игорь, уже получая в кассе чек и принимая сдачу.

- Вообще-то нет…