Макс Бременер - Пусть не сошлось с ответом!.. Присутствие духа

Он сделал два размашистых шага к Ляпунову, вдруг остановился, точно желая обрести равновесие, прежде чем сделает новый шаг, расслабленно качнулся, и все поняли, что Шустиков под хмельком.

- А на что ты мне нужен? - спросил Ляпунов. - Если б ты был веселый парень, я б, может, тебя сам позвал. Ты двигай потихоньку домой, а то еще налетишь на кого-нибудь. Пока!

- Чистюля! - выкрикнул Шустиков, загораживая ему дорогу. - Побоялся меня пустить! Я в последний раз хотел, как полагается, погулять! Товарищ называется!

- Я к тебе в товарищи не набивался. Так что зря ты, - спокойно сказал Ляпунов. - Ты с кем всегда ходишь? С Костяшкиным, что ли? Вот с ним бы и праздновал.

Но Шустиков не хотел считаться с тем, что Ляпунов действительно не был его приятелем, - он продолжал, надрываясь от жалости к себе, упрекать Ляпунова так, точно тот делил с ним досуг в хорошие дни и отшатнулся от него в беде.

- Ладно, хватит. Счастливых каникул! - прервал его Ляпунов.

- Мои каникулы уже там будут, - ответил, понизив голос, Шустиков, - где сейчас Костяшкин. Понятно?

- Да брось! Ты серьезно?.. - спросил пораженно Ляпунов, разом переменив тон.

Шустиков кивнул, быть может удовлетворенный отчасти, что смог ошарашить Ляпунова, прощально махнул рукой и пошел прочь по бульвару.

Компания накинулась на Ляпунова: что имел в виду Шустиков, когда говорил, что Женька побоялся его к себе пустить? Почему Щустиков намекал, что хотел погулять в последний раз?

- А черт его знает, на что он намекает! - беспечно пропел Женька, пытаясь отшутиться. - Услышал насчет нашей встречи, стал напрашиваться, я его отшил.

- А чего ж он тогда тебе: «побоялся, побоялся»? - спросил Кавалерчик.

- Да тут такая история… - неохотно сказал Ляпунов. - Встретил я его, значит, дня три назад, прошу прощения, в бане. Одеваемся рядом. Он мне показывает часы ручные с серебряной браслеткой. «Хороши?..» - «Хороши, - говорю. - Откуда у тебя?» Отвечает: «Достал». Я еще раньше почему-то понял, что не дареные. «Не купишь у меня? - спрашивает. - Им цена четыреста рублей, отдам за триста пятьдесят». - «Нет, говорю, не требуется». Он вздыхает: «Придется в скупку нести». Потом меня просит: о часах - никому. А напоследок стал ко мне на Новый год навязываться.

- Вот подлец! - сказал Валерий.

- Н-да, действительно, - произнес Станкин с тем напряженным выражением лица, которое не разглаживается, пока человек не свыкнется с услышанным.

- Да не скажи он про часы, я б его все одно не пустил. Душа к нему не лежит, и все, - добавил Ляпунов, как бы успокаивая товарищей тем, что Шустиков никоим образом не мог оказаться с ними за одним столом.

Все помолчали.

- Между нами девушками говоря, - нарушил тишину Гайдуков, - дабы, как выражаются ученые люди, поставить точки… Стась, над чем вы ставите точки?..

- Над «и», - откликнулся Станкин с постным видом, осуждающим Игорево балагурство.

- Так вот, чтоб поставить эти точки: стянул, что ли, Лешка Шустиков часишки с браслеткой?.. Или как? А, Ляпа?

- Стянул ли, нет ли, а была у них с Костяшкиным афера - это точно. Ну, шут с ними, ребята! - заключил Ляпунов.

- Жень, - сказал Станкин, волнуясь, - это паршивая история, конечно… Но у меня к Шустикову доверия не было. Нет, знаешь, такого впечатления: невероятно! Этого нет. Но я не могу представить другого. Ты же фактически знал об этой уголовщине и никому ни слова не сказал! Мы же узнали случайно.

- И что переменилось, - осведомился Ляпунов, - оттого, что теперь узнали?

- Как «что»?

- Ну, что бы ты делал, если б узнал три дня назад?

- Поставил бы в известность, как же иначе?

- Кого? О чем?

- О том, что он предлагал тебе в бане. Само собой, надо было сказать в школе.

- Во-первых, как я мог бы что-нибудь доказать? Вон Валерий пробовал его прижать, когда Лешка с Костяшкиным пятиклассников лупил. И что?

- Ничего не вышло, - сказал Валерий. - Отвертелись оба.

- Все-таки, - упорствовал Станкин, - не нужно доходить до абсурда. Из школы могли бы сообщить в милицию. И милиции это, вполне вероятно, помогло бы.

- Ты сам доходишь до абсурда! Это из нашей замечательной школы… -…доложат, по-твоему, в милицию, что у нас, мол, вроде завелся ворюга? - докончил Ляпунов.

- Так что, с этой точки зрения, остается - невмешательство? - наседал Станкин.

- Молодцом, Стасик, всегда бы так! - и поддержала и уколола Лена.

- Так речь же идет об уголовном проступке одноклассника! - произнес Станкин, точно втолковывая.

- Жуть все-таки, а, Ленка? - поежилась Терехина.

- Об уголовном! - отозвался Ляпунов с некоторым вызовом.

В разговор вклинился Кавалерчик.

- Ребята, - сказал он примирительно, - к чему спорить, что надо было сделать три дня назад? Когда только что не один Женя, а мы все слышали, как Шустиков говорил, что мечтал погулять в последний раз! И что он будет там, где Косгяшкин! А Костяшкин, как теперь можно понять…

- За решеткой, если Лешка не врет, - сказал Ляпунов.

- Вот о том, что слышали мы все, - Кавалерчик обвел рукой остановившуюся полукругом компанию, - мы можем сообщить. Всем уж поверят.

- Резонно, - одобрил Станкин.

- А по мне, - сказал Ляпунов, - хоть Лешке часы, конечно, достались обманным путем, негоже нам его топить. Он сам попадется.

- Ну, знаешь, с такой позиции… - возмущенно начал Станкин.

- Действительно, Женька! - укоризненно вставила Терехина.

- Погоди, - ответил Ляпунов подчеркнуто спокойно, - ведь Кавалерчика, например, мы выручили обманом. И Шустиков - он паршивый тип, а насчет «полундры» фискалить все же не побежал.

Этот довод смутил всех. Станкин молчал. Гайдуков сосредоточенно мял в кулаке горстку снега, не слипавшуюся в комок.

Вдруг заговорила Лена.

- Дело Кавалерчика, - сказала она, - это была ерундистика. Раздули муху до размеров слона.

- Конечно, - ответил Ляпунов. - Только мы ж этого на собрании не говорили. А просто «муху» на «божью коровку» подменили. Так?

- Ой, Женька уж скажет! - вздохнула Терехина с нежностью и сокрушением.

- И коли мы теперь пойдем про Шустикова говорить, - продолжал Ляпунов, - как бы он нашу «полундру» не выдал. Вот какая вещь…

«Вещь» была серьезная.

- Что же, - сказала решительно Лена, - если получается, что фокус с «полундрой» заставляет нас покрывать Шустикова, придется прежде всего самим открыть, что это был фокус.

- Неплохо! - похвалил Ляпунов. - А как сам Борис?..

Даже при слабом уличном освещении видно было, как побледнел, вспыхнул и точно разом осунулся Кавалерчик. Он ничего не ответил.

- А по-твоему, Саблин? - спросил Ляпунов. - Открыть про «полундру»?

- Ни за что! - резко, громко отрубил Валерий. - Получится такая заваруха, в которой Борису достанется гораздо больше, чем Шустикову! И нам всем тоже. А Борису вообще не выбраться!

- Резонно, - заметил Ляпунов, передразнивая Станкина.