Ока Городовиков - В боях и походах (воспоминания)

Командир головного броневика направил пушку на передние ряды.

Обгоняя небольшие отряды вооруженных польских солдат, мы продвигались ко Львову. Я решил приложить все усилия, весь свой воинский опыт, чтобы выполнить приказ командования.

Деморализованные польские воинские части, брошенные правительством и штабами, попадались нам на каждом шагу. Они стягивались ко Львову.

Начинало светать. Мы находились в пятнадцати километрах восточнее Львова. Вдруг мы нагнали длинную цепь подвод. Подводы двигались тоже во Львов, а на подводах сидело множество жандармов и полицейских. Такую силу оставить у себя в тылу мы не могли. Ввязываться с ними в бой тоже было опасно — ведь они были отлично вооружены. Тогда я решил повторить «психическую атаку». Мы проскочили вперед. Я насчитал триста подвод, на каждой подводе сидело по пять человек. Машины развернулись, отчаянно загудели...

В течение получаса полицейские были разоружены и отправлены в тыл.

Вскоре мы въехали в местечко Подгорцы. Остановились. Я вошел в одну хату, увидел страшную нищету. Стол да лавка с покосившимися ножками — вот и вся меблировка. Невольно я вспомнил детство, родной хутор и нашу бедную кибитку.

Когда я вышел из хаты, нас окружили крестьяне. Вначале они говорили несмело, потом начали засыпать нас вопросами.

По дороге двигались танки. Чумазые ребятишки бегали за машинами, выпрашивая у танкистов звездочку.

Прошла машина с пленными офицерами...

Вот здесь, под Львовом, у его ворот, девятнадцать лет назад стояла Первая Конная армия. Но городу тогда не суждено было стать советским. И вот Красная Армия снова стоит у львовских ворот.

Мы увидели колокольни львовских соборов, величественные здания и дворцы. Мы подошли к восточной окраине города.

Командир двадцатитысячного гарнизона генерал Ленгер объявил о сдаче. Оставалось войти в город.

Но все улицы и переулки были забаррикадированы. Гарнизон сопротивления не оказывал, он вышел из города, но в городе остались жандармы, ксендзы, полицейские. Так же как и в Тернополе, они засели на баррикадах, в домах, на чердаках, колокольнях.

Броневики дальше пройти не могли. Шоссе пересекал широкий и глубокий ров. За рвом возвышались баррикады, из-за которых в нас стреляли засевшие там враги.

Я собрал группу командиров, и мы обсудили, как проникнуть в город. Вслед за нами пойдут спешенные кавалеристы. Они освободят дорогу броневикам.

Одолев первую баррикаду, мы с боем стали продвигаться к центру города. Стреляли отовсюду — из окон, с крыш, с чердаков. Наконец мы добрались до дворца воеводства, ворвались во дворец и забрали в плен его защитников. Борьба за советский Львов закончилась. Население нас приветствовало. Девушки бросали цветы.

Это было утром 19 сентября. Приказ был выполнен точно в срок. Мы могли рапортовать об этом командующему Украинским фронтом товарищу Тимошенко.

Мне приходилось часто встречаться с трудящимся населением и солдатами польской армии. Особенно были разговорчивы пленные нижние чины. Почти все они не скрывали своей радости, что остались живы. Они бурно приветствовали бойцов и рассказывали, как им втолковывали о жестокости красноармейцев, говорили, что красноармейцы не берут польских солдат в плен, а уничтожают. И вот они столкнулись с действительностью. Наши бойцы очень хорошо обходились с ними. Пленных приютили, одели, накормили, дали им газеты, журналы. Один солдат — из батраков — подошел ко мне и, смущаясь, спросил:

— Скажите, неужели мы теперь будем иметь право на работу и даже на отдых?

— В этом не сомневайтесь.

Солдат смахнул рукавом шинели слезу:

— Я годами работал на помещика. Батрачил у него. Трудился день и ночь, но прокормить свою семью не мог. Не мог даже купить себе обуви и работал босиком. Зарабатывал один-два злотых в день. Разве можно прожить с семьей на такой заработок?!

Другой солдат рассказал, как он работал у пана в усадьбе и получал за свой труд, за двенадцатичасовой рабочий день, по одному злотому и двенадцати грошей. А чтобы не быть голодным, надо было истратить полтора злотых!

— Вот так и жили: впроголодь, — закончил он свой рассказ.

Жаловались на свою тяжелую жизнь при панском владычестве и белорусские крестьяне, и ремесленники, не говоря уже о рабочих. Те не жили, а прозябали — в лачугах, сколоченных из досок, кусков железа; недоедали, недосыпали; на работу вставали с зарей и возвращались домой поздно ночью.

— Все это в прошлом! — говорил я им. — Теперь для вас наступят новые времена. К старому возврата не будет. Будете спокойно жить, работать и отдыхать. Больше не будут над вами издеваться паны.

Я не ошибся. Труженики освобожденных областей Западной Украины и Западной Белоруссии, вступив в единую семью народов Советского Союза, обрели свободную, счастливую жизнь.

В сорок первом году мне исполнился шестьдесят один год. Я был инспектором кавалерии Красной Армии.

На дорогах Великой Отечественной войны я встречал много ребят. Отцы их воевали, матерей они порастеряли; бродили они по лесам и полям, жили в землянках и все же не унывали. Каждый из них что-то делал, каждый о чем-то хлопотал. Каждый просился, чтобы и его с собой взяли воевать. А были и такие, что стали партизанам помогать и нам, Красной Армии.

Вот как я встретился с одним таким парнишкой. Немцы бомбили шоссе. Мы отошли в лесок и наблюдали, как фугасные бомбы с самолета плюхаются в заросшее высокой травой болото.

Кто-то из командиров сказал:

— Не точно бомбит, дьявол. Пожалуй, безопаснее было бы на шоссе оставаться. А то будет целить в шоссе, промажет да в нас и влепит.

В это время другой командир закричал:

— Ложись!

Я поглядел: кому это он кричит? Вижу — бегут к нам через поляну несколько колхозников. Это под непрерывной-то бомбежкой!

Тут и я приказал им:

— Ложись!

Они легли в высокую густую траву. Теперь их совсем не было видно, но трава колыхалась. Я понял, что они скрытно к нам ползут. Значит, имеют военные навыки.

А самолеты продолжали над нами носиться на бреющем полете с таким гулом, что хоть уши затыкай, и черные тени их скользили по траве.

Трава продолжала шевелиться. Самолеты сбросили бомбы и скрылись за лесом. Из травы показались люди: старик, несколько мужчин и женщин и парнишка лет тринадцати-четырнадцати. Курносый, в веснушках, глаза круглые, волосы русые, вихор торчит.