Николай Внуков - Том Сойер - разбойник

— Давай, — сказал я, протягивая руку за альбомом.

— Не цапай, — сказала Попова, открывая альбом где-то посредине. — Ты будешь писать сейчас и вот на этой странице.

Я понял: она не хотела, чтобы я заглянул в начало альбома.

— Ты что, так и будешь держать альбом?

— Так и буду, — сказала она. — А ты пиши.

— Я не могу так, сразу. Мне нужно подумать.

— Думай и побыстрее — перемена кончается.

Я подумал минуты две и начал писать.

Строчки, которые вышли из-под пера, привели меня в ужас. Это были не стихи, а какая-то неловко рифмованная проза. Слова не хотели соединяться друг с другом, не лезли в строфу, и даже смысл того, что я писал, оказался не таким, каким я котел.

Я с опаской посмотрел на Валерию и прикрыл то, что написал рукой.

— Уже? — спросила она.

— Валера, давай этот лист вырвем, я напишу на другом.

— А ну покажи!

Она выдернула из-под моей руки альбом, пробежала глазами то, что я написал, и лицо её стало злым.

— Дурак ты, Внуков, а никакой не поэт!

Я остался в классе один. В голове звенело от увесистого удара по макушке альбомом.

Таким был мой первый в жизни гонорар…

Скоро я поссорился почти со всеми девчонками в классе, потому что каждой испортил в альбоме по листу.

Они считали, что я порчу нарочно, что не хочу писать им из гордости, что задрал нос. А у меня, честное слово, ничего путного не получалось даже тогда, когда я думал над стихотворением два или три часа. Не знаю почему. Вероятно, я кончился как поэт на первом же стихотворении.

Да что девчонки! С моим Орькой тоже начало твориться что-то неладное. Раньше мы сидели за партой вполоборота друг к другу и большую часть урока разговаривали шёпотом. Теперь Орька повернулся спиной ко мне. На коленях у него лежала тетрадь, и он что-то старательно в ней царапал. Кроме того, он стал каким-то рассеянным и на мои вопросы иногда отвечал невпопад.

Несколько раз я пытался заглянуть в тетрадь: что он там пишет? Но он отбивал меня локтем:

— Подожди. Не мешай!

Мы учились вместе с первого класса. И Орькин характер я знал, как свой собственный. Я знал, что он выдержит от силы дня три-четыре, а потом всё откроет. И я запасся терпением.

Действительно, через несколько дней Орька вдруг повернулся ко мне и сказал:

— Ты знаешь, что я пишу?

— Ты же не говорил и не давал посмотреть.

— Так вот, — сказал Орька, — я пишу роман о нашем классе. И о тебе тоже.

Я даже задохнулся от неожиданности. Роман! Я-то думал, что, завидуя мне, он тоже стал писать стихи. А тут целый роман! Да, это не то что стихотворение «Алые флаги», двадцать четыре строки. Это целая книжка. Вот тебе и Кириллов, Орион Петрович! Книжка о нашем классе!..

— Орька, дай посмотреть!

— Постой, вот допишу до конца…

Я ждал, изнывая от нетерпения.

На каком-то уроке он наконец закончил и сунул тетрадку мне. То, что я прочитал, было слабо. Совсем не похоже, например, на «Старую крепость» Беляева или на «Слепого гостя» Воеводина, напечатанного в газете «Колхозные ребята». Ну чего таинственного могло быть, например, в Витьке Монастырском, или в той же Валерке Поповой, или в Таньке Крапивиной, которая всегда стояла у доски как последний олух, сжав свои красивые губы бантиком? Ну обо мне ещё кое-что можно было написать. Или о Миронове — дрался он здорово… А о других?

Я кончил читать и поднял глаза на Орьку.

— Это ещё первая глава, — сказал он. — Дальше будет интереснее.

— Это чушь, — сказал я. — Это не роман, а самая настоящая чушь.

— Почему? — взвился Орька.

— Ну что можно написать вот об этих? — я обвёл рукой класс. — Что это за люди? Неинтересные люди. Никаких выдумок, никаких приключений, и вообще…

— Дай сюда, — сказал Орька, отбирая у меня тетрадь. — Сам ты серый и ничего не понимаешь. Зря показал…

— Орька, не обижайся… Ну какой может быть роман о нашем классе? Его и читать-то никто не будет. Романы пишут об интересных людях. Помнишь, например, Ваську Манджуру из «Старой крепости» или Петьку Маремуху? Вот это — герои.

— Ваську Манджуру… — повторил Орька. — Так у них в городе крепость была. И какая! А в нашем городе что? Речка — не искупнёшься нормально. Дома — глиняные мазанки…

— Дело не в речке, — сказал я.

— А в чём?

— В приключениях.

— А откуда ты возьмёшь приключения?

— Выдумать надо. Романы всегда выдумывают, чтобы было интересно. Орька, давай писать роман вместе!

— О нашем классе?

— Зачем? Мы будем писать о другом.

— О чём?

— О Томе Сойере, например.

Орька посмотрел на меня дикими глазами.

— Как так — о Томе Сойере? Ведь о Томе Сойере давно уже всё написано! Мы ещё в четвёртом классе читали и «Приключения Тома Сойера», и «Приключения Гекльберри Финна». И даже фамилию писателя я запомнил — Марк Твен.

— Я тоже запомнил, Орька. И я знаю ещё одну штуку — Марк Твен написал не только «Приключения Тома Сойера» и «Гекльберри Финна».

«Том Сойер» мне попался дореволюционный, издания «Всеобщей библиотеки», маленькая карманная книжечка в сером матерчатом переплёте, которую я таскал повсюду с собой и перечитал от корки до корки раз десять.

В книжечке, на самых последних страницах, была помещена реклама издательства. У меня до сих пор привычка — прочитывать всё, до конца. Даже то, где книжка была выпущена, в каком году, в какой типографии напечатана — и все выходные данные: редактор, корректор, художник, тираж.

В моём «Томе Сойере» издания 1911 года целых две задних страницы были посвящены книгам, которые издательство выпустило в свет. Вот там-то я и прочитал, что Марк Твен написал не две, а пять книг о Томе Сойере. Кроме известных нам, там были ещё «Том Сойер — разбойник», «Том Сойер — сыщик», «Том Сойер за границей».

— Орька, я искал эти книжки во всех наших восьми библиотеках и не нашёл! Везде есть только «Приключения Тома» и «Гек». Почему нет остальных — не знаю. Но их нет. А если их нет, значит, их нужно написать, и напишем их мы. Понятно?

Орька даже подскочил за партой.

— Вот это — да! Колька, давай писать! И знаешь, что мы будем писать? «Тома Сойера — разбойника»! Ладно?

Конечно же! Только «Тома Сойера — разбойника». На другое я тоже не был согласен. Какие приключения можно было развернуть в этой книжке! Охо-хо!

У меня в голове уже замелькали отдельные сцены — как на экране кино. Том Сойер в лесу у костра со своими ребятами… Том Сойер нападает на почтовый дилижанс… Том Сойер грабит миллионера. Том Сойер скачет по прерии на сером мустанге…

И мы начали. В тот же день.

Первую главу написал я и прочитал её вслух. Она заняла целую тетрадку и, вероятно, была так хороша, что Орька несколько раз вскакивал и бегал по комнате от восторга. Как только я кончил читать, он засел за вторую.