Клара Моисеева - Рыцарь XX века

— Сегодня воскресенье, ты пойдешь на молитву, мама? — спросил мальчик, крепко сжимая своей ручонкой ласковую мамину руку.

— Непременно, сынок! Тебя звала к себе наша соседка Медея, ты побудешь у нее, послушаешь музыку.

— А потом?

— А потом поиграешь с мальчиками, дождешься меня возле дома, и мы пойдем…

Она с улыбкой посмотрела на сына. Мальчик, предвкушая удовольствие и сгорая от нетерпения, взмолился:

— Скажи скорее, мы пойдем в гости? В магазин?

— Тебе хочется пойти в гости, к дяде Абдель-Фаттаху?

— Я лучше побуду с тобой, мамочка! Куда ты меня поведешь? Я так люблю с тобой прогуливаться по городу и что-то рассматривать! Я спрашиваю, а ты отвечаешь. Ты все знаешь, милая мамочка.

— О, я все знаю! — рассмеялась Аиша. — Мы пойдем на базарную площадь, там сегодня выступают клоуны и фокусники. Я помню свое обещание, сынок.

— Как я рад! Как я рад! — закричал мальчик. — Я так хотел увидеть клоуна. Ты такая добрая, милая моя мамочка! Я очень тебя люблю!

Он прыгал, кружился вокруг матери, хватаясь за пышные складки голубой шелковой юбки. Глаза его излучали радость.

— Нам пора, дружок! — сказала Аиша. — Мне надо прийти к ранней молитве, чтобы не встретить на улице кого-либо из родственников Абдель-Фаттаха. Если узнает — рассердится.

— Мамочка, ты говорила, что твой старший брат Абдель-Фаттах любит тебя. Почему он рассердится?

— Ты ведь знаешь, Абдель-Фаттах мусульманин, ученый богослов, он великий противник католической веры. Он и слышать не может о католическом храме. Храни мою тайну, сынок! Не выдавай меня. Я не хочу огорчать брата. Твой дядя очень добрый человек, он вырастил меня после смерти моей матери. Он заботился обо мне, когда я осталась крошечной сироткой. Он дал мне хорошее образование, послал в лучшую школу Порт-Саида. Я не говорила тебе о великом горе нашей семьи. Ведь мама моя умерла не своей смертью. Твою бабушку Марсель убили.

— Разбойники? Их судили? Посадили в тюрьму?

— Успокойся, сынок. Посидим здесь, в тенистой аллее, я расскажу тебе о том, что тяжелым камнем лежит на моем сердце. Ты уже все понимаешь, тебе надо знать истину.

Аиша поцеловала сына, взяла в руки его ладошки и призадумалась. Она не могла решить, рассказать ли ей о том страшном, что случилось, когда она была двухлетней крошкой и ничего не понимала. Мальчик еще мал. Но он смышлен и ждет.

— Твой дедушка, Абд ар-Рахман Абуль Хасан — египтянин, человек именитый и верующий мусульманин, имел большую семью. Случилось так, что он встретил молодую красивую француженку Марсель. Она приехала посмотреть сокровища Древнего Египта и собиралась домой вместе с туристами, но осталась в Египте. Дедушка так сильно полюбил Марсель, что решил на ней жениться. По мусульманскому закону можно иметь четырех жен. Его брак с француженкой был законным. Но старшая жена дедушки не могла ему простить увлечение, она возненавидела Марсель. Она знала, как дедушка предан Марсели, как заботится о ней, как радуется рождению девочки. Да и Марсель была счастлива, дедушка очень ее любил.

Старшая жена дедушки, мать Абдель-Фаттаха, была женщиной жестокой и коварной. Она отравила Марсель, когда мне было два года. Дедушка не смог перенести этого горя и вскоре умер. Абдель-Фаттах был уже взрослым человеком, имел семью. Он долго гневался на свою мать, не мог простить ей этой чудовищной жестокости. Он осуждал ее. А меня он пожалел и полюбил. Я выросла благодаря его заботам. Я знаю, он любит меня, но не прощает того, что я верна католической вере. Он не может понять, что вера матери для меня священна. Я берегу маленький золотой крестик, который мама повесила мне на шею, когда я родилась. Я думаю, что в таком деле нельзя неволить человека. Я никогда не буду тебе указывать, какую веру тебе принять. Я уважаю веру Аллаха, я уважаю мусульман, я люблю народные песни феллахов и дорожу всем, что связано с памятью о матери.

— Нагнись, мама, покажи мне портрет Марсели в твоем медальоне, — попросил Абд ар-Рахман. Сейчас, сочувствуя печали матери, он казался взрослее своих семи лет.

Они молча возвращались домой. Глядя на погрустневшее личико сына, Аиша пожалела о том, что рассказала ему о своих горестях. «Но он смышлен, он все понимает, он любит меня», — подумала Аиша.

Когда они подошли к дому, мальчик спросил:

— Мамочка, мой отец нехороший человек, почему он не живет с нами?

— Твой отец добрый и хороший человек, но мы с ним разные люди. Каждый мыслит по-своему. К сожалению, он не знает грамоты. Не умеет читать, ему не понятна моя любовь к чтению, к музыке. Ему чуждо все то, что мне дорого. Ты знаешь мое увлечение древностями Египта. Ему безразличны эти сокровища. Если бы ты знал, сынок, как я была несчастна, когда мой брат Абдель-Фаттах приказал мне выйти замуж за человека, которого я не любила и который не понимал моей души. К несчастью, у нас в Египте женщины бесправны. Мы не вольны распорядиться своей судьбой. За нас решают мужчины. Мой брат хотел породниться с семьей аль-Хамиси, и он привез меня в деревню. Горе мое было велико. Я была так одинока, что, казалось, не перенесу. Мне было трудно примириться с убожеством деревенской жизни. Я привыкла к освещенным городским улицам, к светлым комнатам с электричеством. У меня в городе были книги, я постоянно слушала музыку, пока жила в Порт-Саиде. У меня были подруги и бывали веселые праздники. Словно по воле злой волшебницы, я оказалась в убогом деревенском доме, где керосиновая лампа была роскошью. Не было книг, не было музыки, не было людей, с которыми мне хотелось бы поговорить. Печаль мучила меня. Муж видел мои слезы, понимал, как я несчастна. Он пожалел меня и согласился на развод. Вот почему мы одни с тобой, сынок. Теперь ты все знаешь обо мне, мой любимый мальчик.

Аиша поспешила в церковь, а маленький аль-Хамиси пошел к соседке Медее. Он любил сидеть у сверкающей трубы и слушать волшебную музыку, совсем не похожую на музыку, какую любил дядя.

Гречанка Медея, жена капитана дальнего плавания, бездетная, очень привязалась к Абд ар-Рахману. Ей доставляло удовольствие рассказывать мальчику мифы Древней Греции, напоминающие ей о детстве, проведенном в Афинах. Она рассказывала о красотах Акрополя в далекой древности, когда рядом с Парфеноном высилась скульптура богини Афины, изваянная Фидием.

— Когда я вырасту, — прервал ее рассказ аль-Хамиси, — я поеду в Афины, я посмотрю.

— Ты увидишь лишь руины, мой мальчик, но они прекрасны.

Мальчик уже не решался спросить о руинах, подумал, что мама расскажет.

Этот худенький, стройный мальчик с темной курчавой головой и не по летам умными черными глазами так трогательно вслушивался в музыку Баха и Бетховена, не сводя глаз с никелевой трубы граммофона, словно знал какую-то тайну.