Инна Давидович - Пионеры-герои [Рассказы и очерки]

Ночью, ворочаясь на остывшей печи, Пелагея Варфоломеевна вспоминала старого Якова. «Володя — его росток», — подумала женщина.

Дед Яков не был родным Володе. Но его шершавые трудовые руки учили мальчика делать первые шаги.

— А ну, переступай, дорогой. Смелее ходи по земле. Она — твоя.

Позже, когда Володя начал подрастать, дед Яков рассказывал ему сказки. И всегда в сказках старика вещи приобретали фантастическую силу только от родной земли.

Володе-школьнику он рассказывал о своей жизни. Яков Савастеевич участвовал в революции 1905–1907 годов, в Октябрьской революции и гражданской войне.

— Земля наша, — говорил дед, — всегда очищалась от нечисти. Ливнем больших чувств любви к Родине смывала она все, что не должно лежать на ее чистой груди.

Пелагея Варфоломеевна вспоминала слова Якова Савастеевича и думала о семье. Старший сын Александр для всех пропал без вести, а для нее, матери, он жив и здоров, вместе с народными мстителями мстит за отца, за свой народ, родную землю. В отчаянии зашлось сердце матери, когда фашисты схватили в поле среднего сына ее — Николая. Тогда корова одна вернулась с пастбища. А Николая вместе с другими парнями, как скотину, погрузили в товарные вагоны и отправили в фашистскую неволю… Вскоре Пелагея Варфоломеевна получила весточку от Николая. По дороге в Германию ребята выломали в вагоне стенку и на полном ходу поезда выбросились под откос. И Николай нашел себе правильный путь — к народным мстителям. А Володя?..

В этот момент кто-то постучал в стекло. Он!

Пелагея Варфоломеевна растерялась и не сразу пошла к двери. Дрожали ее руки на тяжелом железном засове. Когда она наконец обняла своего младшего сына, то почувствовала, что одежда его промокла насквозь.

— Что с тобой, родной? Почему ты весь мокрый?

Она держала руки мальчика и не могла их выпустить.

Матери не нужно было света, чтобы видеть улыбку сына. Он стоял перед ней торжественный и спокойный.

— Не волнуйся, мамочка, это — ливень!..

— Ливень… — повторила Пелагея Варфоломеевна и все держала мокрые руки сына. Так и осталось у матери ощущение этих рук на всю жизнь.

За окном стояла прозрачная и сухая ночь ранней осени. Согревшись под овчиной, Володя все еще переживал тревожные, но такие счастливые минуты. Не скрипели хорошо смазанные колеса… Телега с большим ящиком, наполненным до краев оружием и патронами, отправлена в партизанский отряд. Заговорщица Полота доверила партизанам клад, собранный юными патриотами — Володей Богдановым, Васей Стрикелевым и братьями Васей и Николаем Коваленками.

Шмеза не находил себе покоя. Давно зажила у него искусанная рука. Но злоба не остывала.

Володя давно уже не попадался ему на глаза. Он был неуловим, как ветер. К Пелагее Варфоломеевне Шмеза врывался неожиданно в любое время дня и ночи. Человек вежливей входит в свинарник, чем полицейский Шмеза в избу, где живут люди.

— Где твой выродок? — кричал он на женщину и поднимал в квартире такой кавардак, что становилось страшно.

— Оставь дитя в покое, — стыдила Шмезу женщина. — Чего ты к нему прицепился? У него в голове игры, а ты о какой-то измене немцам твердишь.

А сама она знала, какая «игра» мальчиков так ужалила Шмезу. Связной комсомолец Аркадий Бельчиков передал пионерам листовки о скорой победе Советской Армии. Одну такую листовку Шмеза утром сорвал со стены собственного дома.

Шмеза побежал с листовкой в комендатуру.

— Я уверен, что это дело того поганца, который искусал мне руки. Я из-под земли его вам достану!

Пелагея Варфоломеевна подозревала, что за ее домом идет слежка. И хоть сердце матери разрывалось от тоски по сыну, она боялась встречи с Володей.

Володя в это время был среди самых близких ему людей. Начальник разведки партизанского отряда Иван Петрович Глусцов предупреждал мальчика:

— Поживи среди нас. Тебе опасно показываться в Захарничах.

Несколько дней провел мальчик у партизан. Но потом начал проситься:

— В одном тайнике спрятаны листовки. Мне нужно встретиться с Васей Коваленко. Пионеры расклеят их без меня.

С Васей Коваленко, его братом Николаем и Васей Стрикелевым он встретился… в фашистском застенке. Он только на минуту пришел в себя, почувствовал боль распухшего лица. И снова полетел в бездну глубокого обморока.

Звериное лицо Шмезы, который вместе с эсэсовцами был на проческе леса, расплывалось перед мальчиком в фантастические размеры.

Володя открыл глаза и узнал друзей:

— У вас был обыск?

— Был, но ничего не нашли.

— А меня затащили домой. На моих глазах вынули из-за печки пачку листовок. Хорошо, что матери не было дома. Но кровь на полу расскажет ей обо всем. Вы не признавайтесь. Я один…

Расправа была короткой. Пионера-героя отвели за двести метров от фашистского застенка и расстреляли.

В. КАСИЧЕВА

( Перевод Ю. Богушевича )

Еще зимой, когда бушевали метели и заметали все дороги, в Задорьевскую школу почтальон принес письмо.

— Из Минска, — сказал он и, помедлив, спросил: — Кто же это вам пишет?

Так как письмо было для всех неожиданным, тут же вскрыли его и посмотрели на подпись.

— Галя Занько, — прочла директор школы Мария Егоровна Гаврикова.

«Дорогие товарищи!

На территории Плещеницкого района в годы Великой Отечественной войны в партизанском отряде находился мой брат, пионер Геня Занько, — писала Галя. — Он погиб и похоронен где-то в вашем районе. Может быть, вы что-нибудь знаете о Гене и поможете найти его могилу?»

— А это можно сделать, — заметил почтальон. — Ведь в каждой деревне найдутся бывшие партизаны.

После этого письма пионеры-следопыты Задорьевской школы отправились по окольным деревням. Из дома в дом шли они, расспрашивали, показывали Генину фотографию. Страницу за страницей записывали историю партизанского разведчика Гени Занько из отряда имени Суворова.

— Геня! Деточка! — увидев фотографию, заплакала колхозница Александра Юльяновна Ляшкевич из деревни Венера. — Знаю его. Сколько раз он ночевал у меня. Придет, бывало, замерзший, мокрый. Высушится, покушает, обогреется и снова бежит. Куда ты? — спрашиваю. Ответит: «Нужно», и все.

А уходил Геня в разведку. Меняет яйца на нитки или спички, а сам все высматривает и узнает. Так он узнал, где находится оружие. Днем приметил хлев. А ночью со своими боевыми друзьями подкрался к хлеву, где хранилось немецкое оружие. Все оно попало в руки партизан.

Иногда взрослые говорили Гене:

— Ну какой ты, Генька, разведчик! Ребенок ты. В игры тебе бы играть, а не с оружием по лесам ходить.

В такие минуты Геня вспоминал недавнее прошлое. Вспоминал отца. В первые дни войны расстреляли его фашисты. Вспоминал сестру Лену. Ее замучили в лагере смерти в Тростенце. Перед глазами мальчика возникала страшная картина, как гитлеровцы прикладами убили соседа и здесь же во дворе перед всеми жителями расстреляли его маленьких детей… Тогда у Гени кончилось детство, а было мальчику всего двенадцать лет. И решил Геня мстить врагу. Мстить за отца, за сестру, за город, за свою страну…