Вильмос Корн - Мавр и лондонские грачи

«Если меня кто-нибудь здесь застанет, скажу, что иду к матери, этому поверят», – думал он, пробираясь вдоль стены.

Все пока шло хорошо. В помещении оказался только кладовщик Андерсен.

– Стой! Ты, Джо? Откуда взялся?

Он толкнул мальчика в темный угол и ловко загородил каким-то ящиком. Мимо проходил, согнувшись под тяжелым тюком, второй кладовщик, Пóттер, и Андерсен обменялся с ним несколькими словами.

– А теперь беги… сначала в уборную, а потом по винтовой лестнице, – шепнул ему Энди, лишь только Поттер скрылся из виду.

Немного погодя, когда Джо уже спускался по «вертячке» – узкой винтовой лестнице, которая вела из кардного цеха вниз, в мокропрядильню, – он увидел поднимавшегося вверх Очкастого Черта и в страхе отпрянул.

– Эй, откуда, Клинг? – чавкая, проговорил Белл и плотоядно облизал губы.

– Из уборной, господин старший надзиратель. П-п-понос у меня, – проговорил Джо, заикаясь.

Старшему надзирателю нравилось, когда перед ним трепетали. При желании он мог преспокойно спустить мальчика с лестницы. Но сегодня он был в духе, поэтому, загородив Джо дорогу, лишь с ухмылкой проворчал:

– Только к работе приступил – и уже в нужник! В другой раз заранее оправляйся, понятно? За выход в уборную без разрешения с тебя пенни, Клинг! – И он что-то нацарапал в своей засаленной, нагонявшей на всех страх книжице.

Джо со вздохом облегчения кинулся вниз. Всего пенни! Какое счастье! Завтра все будет хорошо.

Его обдало горячими испарениями. Ритмичный стук и жужжание прядильных машин сразу его успокоили. Озираясь по сторонам, Джо прошмыгнул на свое место, кивнув Ричарду и Кэт, которые приглядывали за его кареткой, пока он отсутствовал. Через несколько минут в проходе показался Блек, контролер, проверявший, все ли на местах. На Ричарда и Кэт Джо мог положиться, эти не наябедничают, а прядильщик, к которому они были прикреплены, еще не появлялся.

Поблескивая, вращались веретена, вытягивая ровницу. Если нить обрывалась, приходилось вытаскивать перепутавшуюся пряжу и наново присучивать концы. Не у всех ребят работа так спорилась, как у Джо. Он перебывал почти во всех цехах бумагопрядильни. Работал и в мокропрядильном, и в кардном, и на чесальной машине. Он быстро все схватывал. Им были довольны.

Но сегодня Джо тяжело было следить за сотнями веретен. Чтобы хорошо выполнять такую работу, помимо неотступного внимания, требуются зоркие глаза, а главное – проворные, хорошо отдохнувшие ноги. А Джо устал. Да и пережитое волнение еще не совсем улеглось. Но, пересилив себя, он сновал вдоль каретки и глядел во все глаза, чтобы избежать малейшей задержки. Некоторое время все шло гладко, и перед ним вновь возникли картины сегодняшнего дня: березки, дикие гуси, незнакомый господин, отстранивший кондуктора и сказавший о них с Бекки: «Дети со мной». Как тут не рассказать обо всем своим товарищам! Он постоял минутку возле Ричарда, потом возле Кэт.

– …Без него нас не взяли бы в омнибус…

Но тут между ним и девочкой воздух со свистом прорезала плетка.

– По местам! Поганцы ленивые! – заорал Очкастый Черт и так грубо рванул за плечо стоявшую рядом с Джо тринадцатилетнюю Кэт, что порвал ей платье от ворота до пояса.

У Кэт, как и у большинства детей, не было под платьем сорочки, и, всхлипывая от стыда, девочка отвернулась к веретенам. Тщетно пыталась она прикрыться лохмотьями. Очкастый Черт разразился сальным смехом, потом грубо хлопнул девочку по плечу:

– Еще раз поймаю за болтовней – нагишом выгоню завтра утром на улицу. Все лохмотья с тебя сдеру!

Надзиратель, посвистывая, двинулся дальше. Когда он исчез из виду, Джо обрывками пряжи кое-как скрепил платье рыдающей Кэт. Теперь они работали молча. А когда наступала короткая передышка, глядели как зачарованные на жужжащие веретена с бесконечно тянущимися нитками, стараясь перебороть усталость и голод. В этом душном и спертом воздухе, за решеткой из тысяч вибрирующих нитей угасал для Джо с утра такой красочный, весь зеленый и солнечный день.

Бесконечно тянулось время. Из грязных газовых рожков лился мутный свет. Даже для вполне здорового, сильного мужчины воздух в прядильном цехе был невыносим. А полуголодные дети, вынужденные работать здесь по двенадцати часов кряду, часто падали у машин. Иной раз прядильщики, жалея самых слабеньких, разрешали им несколько минут вздремнуть или полежать, но только пока поблизости не было старшего надзирателя.

А за стенами фабрики, над громадным Лондоном, далеко разносились удары колоколов Вестминстерского аббатства, гулко бивших первую четверть десятого. Ночь накрыла своим черным от копоти покрывалом улицы, площади и дома, где один за другим гасли огни. Счастливы дети, которым дано в эту пору спать!

Громкий крик заставил всех встрепенуться. Послышалась яростная ругань. Потом рыдания. Ричард, пробегая мимо Джо, на ходу крикнул:

– Это Сэлли, Сэлли! Он ее до смерти забьет!

Джо сразу стряхнул с себя полудремоту. Он знал, что у двенадцатилетней Сэлли вот уже много дней жар, а она ходит на фабрику, вынуждена ходить, потому что дома тяжело больная мать и отец без работы. Джо дружил с Сэлли. Подхватив охапку негодных веретен, он побежал в тот ряд, где работала Сэлли. Девочка лежала на полу, и Очкастый Черт таскал ее за волосы и зверски стегал плеткой.

Размышлять было некогда. Будто нечаянно, Джо рассыпал веретена прямо под ноги Очкастому, и тот, оступившись, растянулся на полу. По цеху пробежал короткий, едва вспыхнувший и тут же погасший смешок.

Джо мигом отшвырнул плетку в сторону. Другой пнул ее ногой еще дальше. А потом плетка и вовсе исчезла. Тщетно Очкастый Черт требовал ее вернуть. На этот раз все держались стойко.

Наконец старший надзиратель понял, чтó происходит. Бунт? Неповиновение начальству? Он засопел. Взгляд его упал на Джо.

– Ну погоди же, собачье отродье! – заорал он. – Я из тебя котлету сделаю! – Белл сгреб мальчика в охапку, приподнял и швырнул с такой силон, что Джо отлетел на несколько шагов. Скрючившись, лежал он на полу в проходе, не в силах встать.

Но это было только начало. Белл огляделся. Лицо его было сизым от ярости.

– Эй, Блек! Блек! Сюда!

Дети стояли ни живы ни мертвы.

– Запишите! Всему ряду штраф по одному шиллингу. Это же бунт!

Блек, дрожа, записывал фамилии.

– А Клингу… – Очкастый Черт помедлил, – три шиллинга. Понятно? Три шиллинга!

У Джо даже в глазах потемнело. Его словно обухом по голове ударило. Три? Три шиллинга?

Но тут вдруг зазвонил сигнальный колокол.

– Что случилось? – Белл обернулся. – Перерыв? Не может быть!

Из конторы, взволнованно размахивая руками, прибежал рабочий. Он шепнул что-то на ухо старшему надзирателю. Тот даже в лице изменился.