Вильмос Корн - Мавр и лондонские грачи

Захваченный врасплох, Джо сдался.

– Может, на старом месте? Оксфорд-стрит, угол Черинг-роуд?

– Заметано! Значит, через две недели. В понедельник. К шести или чуть позже. Как у тебя со сменой?

Джо подсчитал и в знак согласия кивнул. Перед ними замаячила остановка омнибуса. В омнибусе народу было полно, но кондуктор дожидался: по расписанию еще рано было давать сигнал к отправлению. Джо простился и полез на империал. Вдруг Билли вспомнил о лежавшем в кармане апельсине и кинул его брату наверх. Джек сказал:

– Очисть сперва, Джо. Внутри он сладкий и сочный.

Лошади тронули. Билли и Джек несколько секунд бежали рядом, и Билли крикнул:

– Отдай матери! Это из Италии. И не потеряй платок!

Потом они отстали. Джо втянул носом необычный аромат южного плода и завернул его в теплый платок. Он уже не страшился завтрашнего дня. «Ничего они от меня не узнают! Никто-никто, даже Эндер, если он вообще появится». Только одному Мавру решил он доверить тайну.

Джек и Билли рысью побежали обратно, чтобы нагнать грачей, которые ушли вперед. У тускло мерцающего фонаря Кинг извлек из кармана уже помятую по краям картинку, поглядел на нее и сказал:

– Вот все, что осталось от наших кружев. Метили в черта Кросса, а угодили в своих.

Вроде бы так, – спокойно ответил Джек. – Но мы это уладим. Я уже кое-что придумал. А этому Кроссу… – Он не договорил.

– Нá картинку, Джеки. Спрячь. Я ее для тебя выпросил.

Джек осторожно ее разгладил.

– Гляди-ка, какое у них море синее! Совсем не такое, как у нас. И горы дымят…

– И золотые шары растут на деревьях. Кто хочет, может рвать и есть, – произнес Билли тем же тоном.

Джек не сразу разобрал ту крупицу иронии, которой были приправлены его слова.

– Кто хочет? Ну, это положим! – быстро сказал он, потом с сомнением взглянул на Кинга, нахмурился и спрятал картинку. – Ну, а хоть бы и так, все равно любопытная страна, раз горы дымят.

Они услышали сигнал грачей и вскоре собрались все в кучку. Хенни провел рукой по волосам, так что они у него взъерошились, встав торчком, как петушиный гребешок. Хитро поблескивая глазами, он доложил:

– В Ист-Индские доки с запозданием прибыла «Королева Виктория». Они так горят с разгрузкой, что в спешке легко могут обсчитаться. Мне мой Одноглазый шепнул.

– Ясно, Хенни! – весело сказал Билли. – Тут мы, пожалуй, прижмем хвост какой-нибудь богатой индийской гадюке! – Он прочистил горло: – Братцы, вы держались молодцом. Когда все идет гладко, и не узнаешь, какие у тебя хорошие друзья.

В серых утренних сумерках все улицы и переулки рабочих кварталов Лондона похожи друг на друга. По ним движется поток молчаливых, невыспавшихся людей. Фабричные рабочие – мужчины, женщины, дети. Если на перекрестке кто-нибудь поднимет глаза и увидит соседа или товарища по работе, то лишь кивнет мимоходом.

По понедельникам путь на работу всем особенно труден, и прежде всего – детям. Воскресенье с его маленькими радостями еще слишком близко, а впереди длинная тяжелая неделя. Молча, спешат они в темноте, ежась от холода, потому что зима для них самое долгое время года; она тянется вдвое дольше, чем по календарю. Начинается она с осенних туманов и часто еще в мае цепко держится в промозглых стенах, когда на окраинах, за морем домов, луга давно уже зеленеют и ветер разносит повсюду ароматы весны.

Через слепые, незанавешенные окна трех- и четырехэтажных домов на улицу падает мутный свет газовых и керосиновых ламп или мерцающие отблески свечного огарка. Но и за темными окнами не нежатся лежебоки. Скоро вернутся рабочие с ночной смены, и в домах вспыхнут новые светлячки.

В каждой улочке многомиллионного города изо дня в день та же картина: навстречу друг другу безостановочно тянутся вереницы людей, словно невидимые руки стальными тросами тащат их на фабрики, в пакгаузы, на строительные площадки. И так не только в Лондоне, но и в Манчестере, Бирмингеме, Ланкастере, Глазго. Великобритания, родина крупной промышленности, намного опередила соседние европейские страны, не говоря уже об Америке, и по объему производства, и по качеству и дешевизне своих товаров, и по численности пролетариата.

Безрадостный путь! Но ребятишки мужественно идут на работу, иные уцепившись за руку брата, сестры или матери. Некоторые еле волочат ноги, хотя длинный рабочий день еще и не начинался. Они больше устают, и их сильнее клонит ко сну, чем взрослых, которых суровая жизнь приучила выносить бесчеловечный ритм работы.

Сегодня Джо все оттягивал и оттягивал минуту вставания, однако, прощаясь с матерью, заставил себя сделать беззаботное лицо. Но, едва он вышел на улицу, улыбка исчезла. Сегодня он не обгонял, как обычно, идущих впереди. Он жался к стенам домов, безропотно принимал толчки и, как и все остальные, не поднимал головы. Его познабливало. В одной руке он нес узелок с хлебом и бутылкой чая, а другой, сжатой в кулак, в такт шагам ударял по холодным стенам домов. Что ждет его сегодня? Бесконечные вопросы – друзья будут его жалеть, завистники – злорадствовать. А потом начнут допрашивать. Кто? Очкастый Черт или младший шеф? И заставят ли его подписать?

«Дер-жать-ся! – отбивал кулак по дощатым заборам и стенам. – Дер-жать-ся!» Придет ли вовремя инспектор Эндер? А если только после допроса? Да и придет ли он вообще? Нашел ли Мавр время к нему зайти? Что он мог и позабыть, Джо не допускал. «Я тебя не оставлю», – сказал Мавр.

Когда Джо вспомнил об этом, ему сразу стало теплее. Не так уж сегодня холодно, решил он. Или это ему кажется потому, что он сегодня не босиком, как обычно? В самую последнюю минуту, уже на лестнице, Джо вспомнил о башмаках и вернулся.

– Я за башмаками, папа! Прямо с работы я пойду к мистеру Мавру…

Отец, выдававший детям башмаки только с наступлением холодов, ни слова не говоря, принес их из чулана. И даже тряпкой обтер.

– Не снимай их на работе, а то еще, чего доброго, украдут. Придешь – почистим. А твоему мистеру Мавру, то есть доктору Марксу, передай наше покорнейшее спасибо. Нет, не говори «покорнейшее», скажи… – Тут отец задумался. Он хотел сказать что-то о «Манифесте».

Но Джо некогда было ждать. Он и так понял отца.

– Я расскажу, как все было, папа. И о книжке. И что ты ее знаешь. Он обрадуется!

У самой бумагопрядильни Кэт и Ричард, подхватив Джо с обеих сторон под руки, забросали его вопросами. Он только покачал головой. У фабричных ворот толпа рабочих стиснула их плотным кольцом. Но он пообещал друзьям все рассказать после смены.

Кэт подумала: «Все?» Значит, что-то было…

– А мы подарили маме кровать, – сообщил Джо с гордой улыбкой. – И у нас теперь братишка!