Вильмос Корн - Мавр и лондонские грачи

– Что правда, то правда. Борода у меня черная, как у мавра. Если хочешь, можешь спокойно меня так называть.

– Хорошо, мистер Мавр, – весело сказала Бекки.

– А как звать твоего брата? Наверно, он уже стоит перед своей мюль-машиной и присучивает оборванные нитки.

– Джо. Но ведь в омнибусе вы его называли по имени, мистер… мистер Мавр. Откуда вы узнали?

– От тебя самой. Вот мы и провели кондуктора. Значит, Джо Клинг, – раздельно произнес он, видимо желая запомнить это имя. – Будем надеяться, что с него не взяли слишком большого штрафа. – Он видел перед собой измученное лицо мальчика. – А ты любишь брата?

Все-то он знает, подумала Бекки, глубоко вздохнула, но ничего не ответила, а только искоса робко поглядела на незнакомца. Он так таинственно появился и заставил кондуктора их посадить. И в Грачевник не боится идти с ней. А голос у него какой хороший, добрый! Только некоторые слова произносит не по-здешнему, это она уже давно заметила. И иногда запинается, будто подыскивает слова. Совсем как мама, которая часто добавляет: «Ну, как это у вас называется? У нас в Ирландии говорят так…»

– Ты же хотела мне многое рассказать? Правда, теперь я уже знаю, что есть такая семья Клинг – Бекки, Джо и старший брат Робин. А еще кто? Кто у вас хозяйство ведет, ты или мама?

– Пóлли приходится. Ей семь лет. Наша мама работает на фабрике…

Теперь Бекки говорила без умолку. Рассказала и о спичечной фабрике, на которой она работала два года назад, и о том, как она захворала. Сначала не могла поднять рук, а потом и головы. Целый год пролежала, почти не двигаясь. А плечо так и осталось кривым. На фабрику ее больше не взяли. Бекки стала служанкой и посыльной у лавочника Квадла. Скоро Мавр узнал даже больше, чем Бекки собиралась рассказать.

– Ты работаешь у этого… у Квадла, только за харчи, хозяева тебе ничего не платят?

Бекки молча кивнула. В ее горькой доле это было самым для нее тяжелым.

– Сперва они собирались мне что-то платить, но потом… когда мы не могли внести за квартиру… Папа очень хотел аккуратно вносить, но… то есть…

Бекки запиналась, путалась, и Мавр заметил, что она что-то от него скрывает. Он не стал настаивать, только сказал:

– Понимаю. Квадл – управляющий домом, где вы живете? Но ведь эти дома в Грачевнике скоро снесут.

– Да, на будущий год до нас доберутся, – задумчиво сказала Бекки. – Но мы еще ничего живем. У нас комната и кухня, а сейчас всего семь человек. Я ведь сплю не дома, да и наш… – Она замотала головой и сжала губы. – Многим приходится и готовить и спать в одной клетушке. Тете Элис, например. А их восемь душ.

Бекки скоро заметила, что ей незачем что-либо утаивать от Мавра. Он не ахал и не охал, внимательно слушал, спрашивал, только когда это было необходимо, иногда объяснял и хмурил лоб, услышав что-нибудь особенно возмутительное.

– Ремнем? – гневно спросил он, когда она стала ему рассказывать о пьянице Квадле.

Бекки кивнула.

– Он всех колотит, и жену, если попадется под руку. Даже Каро. А это такой смирный и умный пес! Видели бы вы, как он возит тележку на рынок! Одну только бабушку Квадл не трогает.

– И бабушка рассказывает тебе всякие истории? И сказки? Это мне нравится.

– Не часто, – призналась Бекки. – Только иногда, когда мы остаемся одни. У бабушки Квадл даже есть книжки с картинками, но она слепая и может только рассказывать.

– А ты сама, Бекки, умеешь читать?

Девочка с грустью покачала головой.

– Я бы очень хотела. Я знаю несколько букв. Мне Джо показывал. Он-то хорошо умеет читать, – с гордостью добавила она. – Но только учение у него идет медленно. Все время уходит на работу у Кросса-Кровососа. Потом учитель – то напьется, то заболеет, а то ему неохота с ребятами заниматься. Вот урок и пропадает. А деньги за учение они все равно вычитают. Если бы у меня было больше времени, меня бы папа или Робин научили. Но меня отпускают домой только по воскресеньям, да и то после обеда.

– Робин – это тот, что работает на фабрике в Уайтчапле? Он у вас самый старший?

– Да, – обрадовалась Бекки. – Как это вы запомнили! Мы раньше жили в Уайтчапле.

– Значит, отец любит читать… Это хорошо. Но разве у него остается время на чтение? Или он…

– Да, он безработный. – Бекки прекрасно поняла, почему Мавр запнулся. – Вот уже два года. И никак не устроится. Он бумагопрядильщик. Все из-за машин… – Она замолчала было, но потом передумала и стала объяснять: – Старая машина, ее звали «дженни», пряла в шесть раз быстрее, чем простая прялка. Потом выдумали новую, ее звали «ватер», она пряла еще быстрее «дженни». А та, на которой работал папа, называлась «мюль». Папа обслуживал шестьсот и даже больше веретен, но он говорит, что потом одного рабочего стали ставить на две тысячи веретен. И он с детьми-присучальщиками обслуживал две мюль-машины. У «Кросса и Фокса» установили теперь новый сельфактор, и им уже…

Бекки, которая с жаром все это рассказывала, вдруг остановилась и вопросительно взглянула на Мавра. Может быть, ему вовсе не интересно? Но Мавра, видимо, захватил толковый рассказ Бекки, и он попросил ее продолжать.

– Им совсем прядильщики не нужны. Ходят двое рабочих по цеху и присматривают за всем. Работают женщины и дети. Им платят меньше, гораздо меньше… – И, так как Мавр молчал, она грустно добавила: – Бедный наш папа! Иногда он целый день словечка не скажет, уж очень ему обидно, что он дома сидит, а мама должна убиваться на работе. Да и Джо, все мы, всё из-за новых машин. «Это они принесли несчастье людям», – говорит папа. Рабочим, – торопливо поправилась она. Но Мавр покачал головой, и Бекки, желая его убедить, вспомнила слова, которые отец повторял так часто, что вся семья уже знала их наизусть: – «Каждый шаг вперед в технике – это шаг назад для нашего брата рабочего» – вот что говорит папа.

Мавр остановился и с таким восхищением уставился на Бекки, словно она преподнесла ему самый лучший подарок.

– Ты умная девочка, все хорошо, даже превосходно запомнила. Но кое-что все же надо добавить. Новые машины – это только одна сторона дела, а другая – это хозяева фабрики. Эти черти, то, бишь, уважаемые господа, хотят наживаться. И изрядно наживаться. Хотят жить на широкую ногу – иметь особняки, прислугу, лошадей, экипажи – и всего этого как можно больше. А как нажить побольше? Надо завести машины, которые много производят – много пряжи, много шерсти, много тканей. И приставить к этим машинам рабочих, которым можно поменьше платить. А что это за рабочие, ты сама знаешь – женщины и дети. Так что виноваты не чудесные машины, а фабриканты, которые вовсе не думают о рабочих, а заботятся только о собственных барышах.

Он назвал фабрикантов «чертями». Совсем как Робин и отец, изумилась Бекки.