Лазарь Карелин - Девочка с красками

Мария Сергеевна пошла вперёд и уже поднялась на второй этаж, а Таня всё ещё стояла внизу, не решаясь стронуться с места.

Поменьшавший, притихший, жалкий петух подошёл к ней и, как собака, потёрся о её ногу.

- Не бойся, - сказала она ему. - Не бойся.

Она решилась и начала медленно подниматься по лестнице. Так медленно и тихо, что скриплые ступеньки снова ни о чём её не спросили.

Когда Таня вошла в комнату, её поразило, что и отец и мать сидят почти рядом у постели старика. Её поразило безмолвие в этой комнате. Её поразило солнце, которое уже ушло со стены, где белели древние соборы её города, и остановило свои лучи лишь на одной-единственной картине здесь - на девушке в сиреневом саду.

Послышался голос Черепанова. Слабый, невнятный, уходящий голос. Он приказывал, этот голос, хоть и был он слаб и невнятен:

- Всё, всё, чем владею, дом этот, собрание это, - приказывал голос, - всё завещаю я, находясь в здравом уме и твёрдой памяти, детям своего родного города. - Старик помолчал. - Записали, Мария Сергеевна?

- Да, - сказала она.

Как звонок, как упруг, каким живым был её голос!

Таня подошла поближе, чтобы поглядеть на свою мать, чтобы поглядеть на отца. Они сидели рядом, почти совсем рядом. О чём они сейчас думают? Что сказали они друг другу минуту назад, когда свиделись? Не узнать, не угадать. Она ещё маленькая, да, это так, она ещё совсем маленькая - ей не понять их.

Положив листок бумаги на краешек шаткой тумбочки, что стояла в головах кровати, мать сейчас записывала то, что говорил ей Черепанов. А он вот уж и снова заговорил:

- Пусть в этом доме моём… - И снова его слабый голос прозвучал, как приказ, которого трудно ослушаться. - Пусть в этом доме моём учредят городские власти музей, если собрание моё того стоит. Но пусть владеют этим музеем дети нашего города. Всё! - Он умолк, но тут же снова приподнял голову и внятно позвал: - Таня, подойди.

Таня быстро шагнула к нему, а отец и мать встали и отошли. И Саша тоже отошёл. Его опять потянуло туда, где легла через всю стену древняя улица его города. Вот ушло из комнаты солнце, и там, на древней улице, тоже начались сумерки. Это казалось чудом, и к этому чуду робко приблизился сейчас мальчик, чтобы понять, разгадать его.

- Таня, дружочек мой, - по-прежнему внятно проговорил старик, когда они остались вдвоём. - Я скоро умру, пожалуй… Не печалься, я пожил… Ящик с красками мой возьми себе… И ещё: пригляди за Альфредом, он к тебе пойдёт…

Старик откинулся на подушку, устало закрыл глаза, затих.

- Вам нельзя умирать! - заплакав, сказала Таня. - Нельзя!..

Кто-то взял её за руку и заставил отойти от постели старика. Таня подняла глаза - это был отец. Он повёл её к двери, он хотел, чтобы она ушла. Но Таня упёрлась и потянула отца за собой, к окну, туда, где стояла мать. Таня подвела отца к ней. Таня больше не плакала. Она заставила себя не плакать.

- Помиритесь! - сказала она тихо и приказывая.

Они молчали.

- Если вы не помиритесь, - сказала она, - я уеду с папой в его Москву. Ему нельзя быть совсем одному, ему нельзя больше быть одному.

Они молчали. Но слушали, очень внимательно слушали то, что тихо, шёпотом почти, говорила им дочь.

- Я ему нужнее, - шепнула Таня и замолчала, ожидая.

Ей было нестерпимо смотреть в побледневшее лицо матери. Та будто спрашивала глазами: «Это ты серьёзно, серьёзно?!»

- Да, - кивнула Таня.

- Никуда тебе не нужно ехать, - сказал отец.

Какое сейчас было у него лицо! Таня вглядывалась и не могла понять, отчего его лицо вдруг стало таким. Каким? А вот таким, когда человек и радуется и печалится, здоровается и прощается - и всё сразу, сразу.

- Я решил остаться в Ключевом, - сказал отец. - Попробую найти здесь себе работу.

- Ты будешь строить пристань? - спросила Таня, как и прежде, тихо. Она побоялась громким голосом спугнуть его решение.

- Не знаю, что я буду строить. Может быть, и пристань.

- Конечно, пристань! - сказала Таня. - Подумай только, к ней будут приплывать громадные пароходы! «Эй, откуда вы?» - «Мы с Камского моря!» Подумай…

- Хорошо, Танюша, хорошо. - Он, прижмурившись, кивнул ей.

Таня тоже прижмурилась и быстро пошла назад, к Черепанову.

- Дмитрий Иванович, - тихо окликнула он? его. - Как вам теперь? Получше?

Широко открыв глаза, старик ясно, из глубины, посмотрел на девочку.

- Получше… - внятно проговорил он. - Ступай, теперь ступай…

Таня послушно двинулась к двери. А с порога ещё раз оглянулась на Черепанова, а потом посмотрела на отца и на мать.

Они стояли в раме окна, стояли совсем рядом, касаясь друг друга плечами и словно не видя друг друга.

«Как всё не просто, трудно как», - по-взрослому подумалось Тане.