Николай Печерский - Ленивые хитрецы

Лучше б он уж спустил с меня три шкуры! Паром скоро починили. Мы переправились на другую сторону Белой и покатили по пыльной дороге. Отец молчал и даже старался не смотреть в мою сторону. Зато старик разошелся. Он сел поближе к отцу и громко, так, чтобы все слышали в машине, сказал:

- Вы еще молодой отец и поэтому не знаете, как надо воспитывать детей. Вот возьмите меня. Я своего сына Василия бил три раза в сутки - утром, в обед и вечером. Теперь он человеком стал. Директором завода служит!

Но фамилии своего Василия старик так и не назвал. Наверняка наврал. Если человека пороть три раза в сутки, то из него отбивная котлета получится, а не директор. А к тому же я не хочу быть директором. Зачем мне это нужно!

Шахтерский городок Черемхово мы проехали уже вечером, не останавливаясь. Шофер торопился. Машина летела как стрела. А солнце все ниже и ниже опускалось к горизонту.

Шофер включил свет. Тонкий слепящий луч скользил по ухабам, вырывал из темноты то полосатый межевой знак, то быстроногого, улепетывающего во все лопатки зайца. Однажды мы увидели даже лисицу. Она померцала зелеными глазами, перепрыгнула через канаву и, не оглядываясь, побежала мелкой рысцой в лес.

Поздней ночью машина подъехала к Оке. Вы, очевидно знаете только одну Оку - ту, что впадает в Волгу. Но представьте себе, есть еще и другая, сибирская Ока.

Мы долго стучали в темное окно небольшой избушки паромщиков, но толку так и не добились. В ответ только слышался дружный раскатистый храп.

- Спят, канальи, - незлобиво сказал шофер. - Теперь хоть из пушек пали - не подымешь. Я их знаю.

Ночевать пришлось на берегу реки. Добровольцы притащили сухих веток, и вскоре возле парома пылал яркий костер. Всем хотелось есть. Добровольцы порылись в чемоданах и вытащили у кого что было - лапшу, горох, свиную тушенку. Отец достал брикет гречневой каши и кусок корейки. Все это мы бросили в большое закопченное ведро и подвесили его над костром.

После ужина все улеглись спать. Отец принес из машины тулуп, который мы купили в Москве перед отъездом, молча бросил его на землю, а сам отошел и сел у костра.

Ладно, я тоже могу обижаться. Не буду спать, и всё!

Как я ни таращил глаза, они сами собой закрывались, и голова падала вниз. Долго я клевал носом, но все же не выдержал. Завернулся покрепче в тулуп и мгновенно уснул.

Ночью я несколько раз просыпался. Согнувшись и положив голову на колени, отец сидел у догорающего костра.

Спал или думал невеселую ночную думу отец?

Мне почему-то было жаль его, но подойти я не решился.

На рассвете, когда над рекой еще горели, отражаясь в темной воде, крупные звезды, «канальи», то есть паромщики, переправили нас на другую сторону.

Вместе с нами переехало несколько автомашин и подвод. Людей было много - какие-то парни, девушки, одетые по-зимнему в тулупы старики. Среди пассажиров не было ни одного мальчишки или девчонки. Только я, Геннадий Пыжов, ехал по сибирской земле в далекий, незнакомый Братск. В машине мы тряслись целый день.

Дальше мы уже ехали без приключений. По обеим сторонам дороги стояли высокие лиственницы, сосны; в чаше, будто побеленные к празднику, мелькали тонкие березки. Лишь один раз на какое-то мгновение ожила глухая таежная дорога. Вдалеке показался и сразу же скрылся в чаще крупный лось, или, как его называют сибиряки, сохатый.

Когда же наконец будет Братск?

Я устал ждать, лег на дно кузова и стал смотреть в небо. В вышине наперерез месяцу плыло и таяло на глазах белое облачко. Я вспомнил Москву, наш большой двор, и мне, так же как и звездам, стало грустно. Еще минута - и я заплакал бы. Но тут вдруг все зашевелились и повскакали со своих мест.

Что случилось?

Я поднялся. Впереди, там, где неожиданно заканчивалась тайга и начиналась широкая, раскинувшаяся на все четыре стороны впадина, сияли огоньки.

- Держись за меня, не упади! - крикнул отец.

В эту минуту были забыты и противное бревно, и огурцы-желтяки, из-за которых я чуть не отстал от поезда.

Впереди было самое главное и самое важное теперь в нашей жизни - Братск.

В Братск приехали в двенадцать часов ночи. Только здесь мы узнали, что радовались и танцевали рано. Гидроэлектростанцию будут строить не в самом Братске, а возле грозного Падунского порога, или, как его просто называют, Падуна. До Падуна надо было ехать еще километров сорок. Рассказывали, что дорога туда просто ужасная. Но меня теперь ничем не запугаешь: и седой Байкал видел, и в сибирской реке Белой тонул…

Утром, когда я проснулся, отец сказал:

- Я пойду в управление устраиваться, а ты можешь погулять по Братску. Только смотри мне…

Но отец мог даже и не предупреждать. Теперь я уже не буду выкидывать никаких штучек. Хватит. Пора браться за ум.

Я вышел из барака, где мы с отцом ночевали, и пошел в город. Братск мне понравился. Здесь все было деревянное - и дома, и заборы, и даже тротуары. Правда, жить этому деревянному городу осталось уже немного. Через несколько лет, когда построят Братскую ГЭС, тут разольется крупнейшее в мире искусственное море. Оно протянется в длину почти на шестьсот километров, зальет Братск и многие другие сибирские деревни и поселки.

В самом центре Братска я увидел деревянную, позеленевшую от старости башню. Из-под крыши то и дело воровато вылетали воробьи. Но, как видно, башню построил не для птиц. Я обошел башню вокруг и увидел на одной из ее стен деревянную дощечку с надписью. Оказывается, эта башня уцелела от Братского острога, построенного триста лет назад.

Но сейчас меня интересует не башня, а совсем другое. Почему все же у меня ни один день не обходится без приключений и неприятностей? Вы же сами видите, как я вел себя. Ходил чинно-благородно по Братску, записывал все, что попадется на глаза, и вдруг на тебе - новая история. Даже рассказывать о ней не хочется…

Но слова из песни не выкинешь. Хочешь не хочешь, а рассказывать надо.

Я уже возвращался домой и вдруг увидел возле ворот белую пушистую лайку: мордочка черная, уши торчком, как у овчарки, а хвост кренделем. До встречи с лайкой я совсем не знал, что есть собаки, которые не переваривают свиста. Стоило мне заложить пальцы в рот, как лайка тут же оскалила пасть, рыкнула и бросилась ко мне.

Хорошо еще, что я не растерялся. Стал и стою смирно, как на школьной линейке. Если будешь стоять смирно, умная собака ни за что не тронет. Это наукой уже давно доказано.

Моя лайка была умной собакой. Она подскочила ко мне и остановилась как вкопанная. Обнюхала, повертела хвостом и ушла с самым безразличным видом.

Такое поведение лайки меня озадачило. Думаю: могла бы и порычать для порядка. Обнюхивает, как будто я телеграфный столб! Короче говоря, я решил проверить характер сибирских собак. Поднял камень, размахнулся и запустил его в лайку.