Владислав Крапивин - Тень каравеллы. Повести

У последней полосы, на границе тени и света, маячила маленькая меховая фигурка.

- Андрюшка, - сказал Валька издалека. - Ты чего?

- А ты чего? - откликнулся Андрюшка. Он старался сказать это независимо, но получилось нерешительно и даже немного жалобно.

Валька подошёл.

Андрюшка смотрел на него выжидательно и тревожно.

- Я гуляю, - тихо сказал Валька. Андрюшка вздохнул:

- И я…

«Эх, ты!» - подумал Валька сразу про себя и про Андрюшку.

- Давно? - спросил он.

- Давно. Как ты, - честно сказал Андрюшка.

- Ну, пошли.

- Куда?

- Гулять, - усмехнулся Валька и протянул руку. Рука была без варежки.

Андрюшка сдёрнул вязаную рукавичку и вложил в озябшую Валькину ладонь свою ладошку - маленькую и горячую.

Так они и пошли, держась за руки, словно два маленьких мальчика. Никто не мог над ними посмеяться: улица была пуста, и только для Андрюшки и для Вальки горели фонари, окружённые светлыми облачками летящего снега.

- Завтра будет совсем тепло, - сказал Андрюшка. - По радио говорили.

- Западный ветер, - откликнулся Валька.

- Значит, будет липкий снег. И мы будем строить корабль. Из снега хорошо получится. Можно вот такие борта сделать. - Андрюшка вскинул над шапкой свободную руку.

- Ледокол? - спросил Валька.

- Ну нет… Просто корабль. С мачтами. Как у тебя в альбоме.

- А паруса? - сказал Валька. - Из снега ведь не сделаешь паруса.

- Не сделаешь, - вздохнул Андрюшка. - Ну, мы без парусов. Будто кругом шторм. Когда шторм, паруса убирают. Да, Валька?

- Не всегда, - сказал Валька. - Кое-что оставляют в любой шторм. Хотя бы кливер… Но на кливер можно найти материю.

- Валька… - нерешительно начал Андрюшка. - Знаешь что…

- Знаю. Нарисовать корабль, чтобы легче делать было. Правильно?

- Нарисовать, - согласился Андрюшка. - Только ещё знаешь что?

- Что?

- Мы очень хотим, чтобы ты был у нас шкипер…

«Шки-пер», - без усмешки повторил про себя Валька.

- Будешь? - спросил Андрюшка.

- А кто хочет? - поинтересовался Валька. - Кто «мы»?

- Павлик, Ирка, я, Юра… Все.

- Даже Ирка? - усмехнулся Валька. - Ты, Андрей, врёшь. Она сама метит в капитаны.

- Не вру, - Андрюшка вырвал руку. - Вот честное октябрятское. Хочешь, за звёздочку возьмусь?

Звёздочка была под шубой с тугими застёжками.

- Ну всё равно, - Андрюшка ухватился за шарф. - Видишь, за красное держусь. Значит, не вру… Будешь?

Глядя в снежную глубину улицы. Валька сказал:

- Буду.

- Правда?

- Я же сказал…

Видно, не совсем верилось Андрюшке, потому что был сегодня Валька немного странный.

- Честное пионерское?

Валька сбил шаг. Ноющая, как зубная боль, тревога опять всколыхнулась в нём.

Тогда Валька прищурился и глянул вдаль. Когда так смотришь, можно увидеть всё, что угодно.

Валька увидел барабанщиков.

Их было гораздо больше, чем там, в лагере. Они стояли сомкнутым строем. Насторожённо вскинув палочки. Готовые обрушить лавину боевого грохота. И за этой тревожной готовностью Валька был как за крепкой стеной.

Он переглотнул и обыкновенным своим голосом сказал:

- Честное пионерское… Знаешь, Андрюшка, пойдём потихоньку к дому. Согласен?

- Да, капитан.

И тогда Валька засмеялся.

Он засмеялся негромко. Не над Андрюшкиным ответом. Он вспомнил.

До сих пор он был просто спокоен. Но чтобы нормально жить, человеку мало спокойствия. Нужна ещё какая-то радостная звёздочка, чтобы она светила впереди. И Валька вдруг подумал, что, несмотря на всё случившееся, его ждёт альбом с незаконченным рисунком «Легенды океана». Мальчик на берегу и стремительный парусник в опасной близости от каменных плит. Они ждут, как и раньше, чтобы мучить и радовать Вальку…

Снег всё сыпал и сыпал на тротуары и газоны. Однако портрет неизвестного Вовки рядом с большой берёзой был ещё хорошо виден. Дерево охраняло его от снегопада.

Несмотря на улыбку, Вовка с волосами-рожками и загребущими руками был совсем несимпатичен.

Валька вытащил из кармана варежку и двумя широкими взмахами уничтожил кривые буквы.

- Зачем? - удивился Андрюшка.

- Так… - сказал Валька.

Какой-нибудь Вовка, наверно, и заслуживал такого портрета. Но на свете много тысяч Вовок, и они-то совсем не виноваты.

Это просто сон. Я расскажу его точно, как видел.

Ни до этого раза, ни потом не снились мне такие подробные и яркие сны. Все помню так отчетливо. Помню, как трогал старые перила в лунном доме и рука ощущала теплое дерево: волнистые прожилки и крепкие затылочки сучков, отшлифованных многими ладонями. Помню, как пружинили доски деревянного тротуара, когда на них качался Братик. Помню, какой большой и выпуклой была тогда луна…

Я видел, что мне одиннадцать лет и я приехал на каникулы к дяде в Северо-Подольск. Не знаю, есть ли на свете такой город. Если и есть, то не тот и не такой. А дядя и правду есть, но живет он в Тюмени. Впрочем, это неважно, в рассказе он все равно не участвует.

Сон мой начинался так: будто я проснулся в дядином доме, в пустой деревянной комнате, звонкой, как внутренность гитары. И понял, что пришло хорошее утро.

Утро и в самом деле было славное. Весело ссорились воробьи, и чириканье их громко отдавалось в комнате.

Часто вскрикивали автомобили. В большом городе такого не услышишь.

Я и раньше знал, что дядин дом стоит у крепостного холма, но не думал, что так близко. Окно смотрело прямо в заросший откос. Он был щедро усыпан цветами одуванчиков. Неба я не видел, но одуванчики горели так ярко, что было ясно: солнце светит вовсю.

Я машинально потянулся за одеждой. На спинке скрипучего стула оказались старенькие синие шорты и клетчатая рубашка. Я таких у себя не помнил, но было все равно. Оделся. Заметил, что рубашка чуть маловата и одна пуговица болтается на длинной нитке.

Потом я распахнул окно. Зеленый с желтой россыпью откос как бы качнулся мне навстречу. Я встал на подоконник и прыгнул в утро, полное травы и солнца.

Я стал подниматься по холму к развалинам белых башен. Солнце сразу взялось за меня. Даже сквозь рубашку я чувствовал его горячие ладони. Старенькие кеды скользили по траве, и я немного устал. Вытянул руки и лег лицом в желтые одуванчики. Они были мягкие и пушистые. Вы замечали, что у них даже запах какой-то пушистый? Запах летнего утра. Пахло еще травой и землей, но этот пушистый запах был сильнее.

Лежал я недолго. Солнце слишком припекало спину, я вскочил и одним броском добрался до остатков крепости.