Тимо Парвела - Элла в Лапландии

— Знаю, — ответил тот.

— Но я хочу быть учителем. Это моё призвание, — объяснил учитель.

Погонщик покачал головой и пожал учителю руку на прощание. Мы видели, что он вложил в руку учителю купюру в двадцать евро.

— Ты уж держись, — сказал погонщик на прощание и уехал, всё так же покачивая головой.

После ужина мы расселись в избе по скамеечкам, а жена учителя мазала нам подбородки кремом. К вечеру они покраснели и стали шершавыми.

— Обветрились, — объяснила жена учителя, — от холода.

Мы, конечно, не поверили ни единому слову.

Учитель между тем пропал. Точнее, он не пропал, потому что мы-то все знали, куда он делся. Он делся в дыру под половицами.

У учителя появилась лопата. Он купил её на те двадцать евро, которые получил от погонщика. Во время ужина учитель тайком сбегал за озеро в магазин и контрабандой, в штанине, пронёс лопату в свою комнату. Мы это знали, потому что по дороге через избу его задержала хозяйка.

— Ты хромаешь, — сказала хозяйка учителю.

— Профессиональная болезнь, шахтёрский артроз, — отмахнулся учитель.

— На лыжах ходи почаще, все болезни пройдут, — вмешался в разговор Козломороз. — У меня в молодости так немели колени, что сапоги приходилось лёжа на спине надевать. А на лыжах расходились. Тысячу километров проехал на прямых коленях на Иванов день, стали мягкие, что твоя глина.

— На Иванов день не катаются на лыжах, — заметила Ханна.

— В том-то вся штука! Чудеса, а? — усмехнулся Козломороз.

— Да уймись уже со своими лыжами! — прикрикнула на него хозяйка.

— Я пошёл спать, — сообщил учитель, широко зевая.

— Прямо сейчас? Времени всего пять часов, — забеспокоилась хозяйка.

— Надышался свежим воздухом.

Когда учитель повернулся, чтобы уйти, мы все заметили лопату — штык её торчал у учителя из-за пояса.

— Как думаешь, нам пора волноваться? — спросила хозяйка у Козломороза. Она тоже заметила лопату.

— Вот ещё, — фыркнул Козломороз. — Пускай сперва бороду отрастит.

Учителя не видно было весь вечер, но мы знали, что работа движется. Мы поняли это по куче песка под окном комнаты учителя и его жены. Куча неуклонно росла.

— У нас были воры! — закричала Ханна.

И правда: из нашей избушки кто-то ночью украл шесть простыней.

— У нас были воры! — закричал и Сампа.

И правда: из избушки мальчишек ночью украли кровать и карниз для занавесок.

Мы задумались: что за безжалостный разбойник готов красть у будущих гномов кровати и простыни?

— Это враги Дедушки Козломороза, — решил Тукка.

— Или его конкуренты, — предположила Ханна.

— А кто у него конкуренты? — спросил Сампа.

— Санта-Клаус, — сказал Ханна.

— Робин Гуд, — сказал Тукка.

Мы прямо застыли при мысли, что ночью у нас в избушке побывали Санта-Клаус и Робин Гуд.

— А зачем им наши вещи? — с тревогой спросила я.

— Санта-Клаус подарит наши простыни американским детям, — объяснила Ханна. — А Робин Гуд отдаст кровать и карниз беднякам.

— Так я и знал, — вздохнул Сампа. — Даже беднякам дарят не только одежду.

Вещей за ночь стало меньше, зато куча песка под учительским окном заметно увеличилась. Мы даже забеспокоились — вдруг учитель с женой за ночь дорыли ход и сбежали без нас, — и облегчённо вздохнули, когда учитель осторожно приоткрыл окно и выбросил из-за занавески очередную лопату песку.

Куча получилась такая большая, что мы набросали сверху снега и стали кататься с неё на санках. Санки успевали так разогнаться, что доезжали аж до сарая на другом конце двора. Того самого сарая, в котором стоял учительский мопед и который Козломороз закрыл на большой навесной замок.

К сожалению, санки были только одни, поэтому приходилось очень долго ждать своей очереди.

— Эй, ребятня, — Дедушка Козломороз заметил нас и зашагал к нам через двор. — У меня ночью пропали лыжи от мотосаней. Вы случайно их не видали?

Мы не видали, но знали, кого подозревать.

— А вы молодцы, — похвалил нас Дед, заметив горку. — Сами сделали?

Мы ничего не сказали, потому что врать нехорошо. Но и выдать учителя мы не могли, потому что от туннеля зависело наше будущее.

— А санки-то только одни, — заметил Козломороз и бросился в сарай. Он был страшно резвый для своих тысячи лет.

Козломороз вернулся с большой автомобильной камерой, потом прикатил вторую такую же, третью и четвёртую. И только когда он поднял одну из них на горку и посадил сверху Ханну и Тину, мы поняли. Это оказались просто отличные санки! Они лихо пересекали двор, вертелись и подпрыгивали на ходу, у нас аж животы заболели от смеха. Нам так понравилось, что мы уже готовы были раскрыть Козломорозу тайну про подземный ход, чтобы никуда не убегать, а остаться здесь есть блинчики и кататься на камерах с горки. Но не успели, потому что тут он решил сам покататься с горы: водрузил камеру на горку и уселся на неё верхом.

— Сейчас увидите, как ездят чемпионы! — сказал он нам. — Вы знаете, что я победитель хельсинкской Олимпиады 1952 года в автомобильно-камерном спуске? Я уехал так далеко, что соревнования пришлось прервать. От Хельсинки я доехал по льду до самого Таллина, вот это был спуск! И вернулся только в 1960 году, так как мне пришлось получать визу, — похвастался Козломороз.

— Но это же была летняя Олимпиада! — сказала Ханна.

— В том-то вся штука! Чудеса, а? — И Козломороз оттолкнулся посильней.

Похоже, Дедушка Козломороз не соврал. В автомобильно-камерном спуске ему не было равных. Никто из нас не осмелился бы, как он, нестись на камере прямо в стенку сарая. Отскочив от стены, камера встала на ребро и покатилась через двор к дороге, к тому самому склону, с которого мы съезжали вместе с мопедом. Это был очень крутой склон, но мы не волновались за Дедушку — всё-таки он был чемпион! Он крепко сидел внутри камеры, хоть она и вертелась, как барабан стиральной машины. Он так вопил от восторга, что мы слышали его вопли аж со двора, хотя их слегка заглушил гул подъезжающего автобуса.

Дедушка искусно разминулся с автобусом, докатился до склона и пропал из виду. Автобус въехал во двор, и мы, конечно, выбежали ему навстречу. Больше его никто не встречал, потому что учитель копал подземный ход, а жена учителя с хозяйкой ушли кататься на лыжах.

— Хеллоу, хау а ю? — сказал гость, который первым вышел из автобуса. За ним вылезло ещё человек тридцать. У них у всех были чёрные волосы и фотоаппараты, и они тут же нас сфотографировали.

— Аборигены. Никогда не видели иностранцев, — шепнул Пат, доставая из кармана словарь. — Хеллоу! — крикнул он гостям.

— Мы ищем Деда Мороза, — сказал по-английски один из гостей.

— Тут он живёт, — ответил Пат.

— Это Заячья гора? — спросил гость.