Владимир Добряков - Две строки до востребования

— Надо было отметку сделать, — наставительно сказал Симка.

— Вот и сделал бы, если такой догадливый!

— А зачем мне? Твоя сандалия.

— А тебе, значит, наплевать, если я босиком по городу пойду?

— Ничего не наплевать.

— Нет, наплевать! И что дома мне влетит — тебе наплевать! — Костя до того разнервничался, что, не глядя, снова побрел в воду. Он забрасывал «краба» наугад — и левей, и правей, и прямо перед собой. И был момент, когда сердце его радостно дрогнуло — он вдруг ощутил волнующую тяжесть на противоположном конце своей нехитрой снасти. Но радость — увы! — оказалась недолгой: с проволочного крючка свисала змеистая плеть черных прошлогодних водорослей.

И когда ноги совсем закоченели, за спиной у Кости раздался насмешливый голос Гриньки:

— Ловись, рыбка, большая и малая!

Костя выбросил снасть на берег.

— И правильно! — сказал Гринька. — Во, какие скороходы! Надевай и радуйся!

— Гляньте-ка, вот обезьяны! — Гринька кивнул в сторону беседки, где шумной и цветастой стайкой сбились девчонки. Одна за другой они выбегали из кучки и, подпрыгнув, крутились вокруг штанги.

— Твой вид спорта осваивают, — сказал Симка.

— Ничего, получается! — одобрительно заметил Гринька. — А глянь, глянь, — толкнул он Костю, — Ленка твоя! Ловкачка! Два витка!

Костя и сам видел, как ловко прокрутилась на вытянутой руке его худенькая сестренка. И ему было приятно, что Гринька похвалил ее. Хоть и вредная бывает порой, настоящая заноза, а все-таки молодец, спортивная девчонка.

— Чемпионка швыревской карусели, — скромно, а на самом деле со скрытой гордостью сказал Костя. И добавил: — Звучит: «Карусель Швырева!» Смотришь, начнут крутить, крутить везде — и включат твою карусель в программу олимпийских игр.

— Ты уж скажешь! — довольно усмехнулся Гринька.

Так, обменявшись комплиментами, они и расстались у Костиного подъезда.

Костя был рад, что Ленка играет во дворе. Еще подходя к своей улице, он, как говорится, молил всех богов, чтобы сестра не оказалась дома. Неслышно войти в квартиру, скинуть черные Гринькины ботинки, успеть куда-нибудь спрятать их — все это незаметно сделать при Ленке почти невозможно. Когда кто-то приходит, она первая встречает: все нужно знать ей, все видеть. А бывает: еще и ключ из кармана не достанешь — она тут как тут, уже засекла, увидела в круглый глазок, врезанный в двери.

Матери Костя меньше опасался. На стук двери она не выбегает, в глазок не смотрит — занимается своим делом. И все же, тихонько вставив ключ в английский замок, Костя ощутил тревожный холодок: необычным был этот день — школу прогулял, обеих сандалий лишился. Когда Костя примерил Гринькины ботинки, то они пришлись ему как раз впору, и Гринька радостно закричал:

— И этот рыбам скормим! — И схватил оставшуюся в одиночестве сандалию. — Бросать?

— Бросай! — не дрогнув, разрешил Костя. — Пусть зубастая щука его слопает!

— А может, сам водяной будет разгуливать в твоей обувке!

— Пусть гуляет! — поддержал Костя. — Кидай!

И левая сандалия, плюхнувшись в воду, не спеша погрузилась где-то по соседству с утонувшей.

Да, необычный прожил Костя день, и чем вообще закончатся все его сегодняшние «художества», как любит выражаться мама, еще не известно.

Шнурки Костя развязал заранее, на лестничной площадке, поэтому снять в передней чужие ботинки и быстренько сунуть их в груду старой обуви, хранившейся на нижней полке встроенного в стене шкафа, ему труда не составило никакого, лишь дыхание перехватило. От волнения и страха, что каждую секунду может войти мама.

Но опасения были напрасны: Лидия Ивановна после вчерашней стирки занималась тем, что гладила на кухонном столе подсохшее белье. Под ее рукой электрический утюг, блестя никелированными боками, скользил так легко и плавно по белому полотну наволочки, что Костя, стоя у приоткрытой двери, засмотрелся. Ему вдруг и самому захотелось поводить этого жаркого красавца по снежно-белой наволочке. Захотелось, и все! Да и маме помочь (особенно сейчас, после всех его дневных «художеств») — разве плохо? Очень даже кстати.

— Ого, сколько! — глядя на ровно сложённую кипу выглаженного белья, восхитился Костя. — Если бы такие специальные соревнования проводили, ты бы точно чемпионом утюжного спорта была.

Но мама на эту откровенную лесть клюнуть, похоже, не захотела.

— Ну, а твои, чемпион, как дела? Что за рекорд на этот раз установил?

Разговор принял чрезвычайно опасное направление. Вдруг еще потребует дневник показать? А там — пусто, ни одной записи. Костя мигом вспотел. Все же нашел в себе силы спокойно ответить:

— Сегодня без рекордов. Не вызывали к доске. — И, чтобы покончить с нежелательной темой, участливо спросил: — Устала? Дай я поглажу…

Что это с ним? Вроде бы не водилось за Костей такого — не часто баловал родителей вниманием.

Перехватив изучающий взгляд матери и боясь, что она догадается о его настоящих мыслях, Костя ворчливо сказал:

— В классе, наверно, каждый день ученикам повторяешь, чтобы помогали родителям, а сама утюг боишься дать. Не сожгу я эту наволочку, не волнуйся. Не маленький.

Лидия Ивановна наконец улыбнулась. Уступила место перед столом.

— Уж куда как большой! Палец-то вон расцарапал.

— То случайно. — Вдаваться в подробности Костя, конечно, не стал.

Лишь второй или третий раз в жизни держал Костя в руках утюг, а дело у него спорилось. Через минуту догладил наволочку, аккуратно сложил ее вчетверо и увенчал ею высокую кипу белья. Принялся за полотенце.

Лидия Ивановна еще веселей улыбнулась. На гладкой коже, чуть в стороне от левого уголка губ, смешливая ямочка проклюнулась.

— И правда, совсем ты у нас большой. Умейка-мастер! Так мы с тобой, глядишь, в два счета всю работу в доме переделаем. Пока гладишь, я в комнатах начну пылесосить.

В другой раз Костя и не вспомнил бы про электровилку. А сейчас вспомнил. Солидно, как и подобает мастеру, сказал:

— Нет, там замыкание может быть. Вилка не в порядке. Ты уж тогда белье доглаживай, я ремонтом займусь.

— А сумеешь? Может быть, папу подождешь?

После таких слов Костя не только что электровилку чинить, он бы с отверткой полез и под колпак телевизора, где краснеет угрожающая надпись: «Осторожно! Высокое напряжение!»

Честно говоря, вилку пока можно было бы и не трогать. Хотя проводка из-под резиновой трубки и обнажилась, как худосочные руки из широких рукавов, но изоляция оставалась еще целой, и до замыкания было далеко. Но раз назвался груздем… В общем, Костя разобрал вилку, для надежности обернул провода клейкой синей лентой, опять все крепко закрутил и вставил вилку в штепсель. Пылесос взвыл, как сирена. Костя хотел пойти на кухню — доложить, что ремонт закончен, но мама уже сама поспешила к нему. Теперь и возле правого уголка губ виднелась крошечная ямочка.