Надежда Шер - Новый дом

— Это моя! Смотри, а я здесь сплю! — кричат маленькие дети, но все они немного постарше Туту. А Туту снова на плечах Гассана, и Геймат тихонько спрашивает:

— Туту? Где будет спать Туту?

Бянувша не знает, а Геймат говорит:

— Она будет спать со мной, я ее не отдам, она маленькая.

— С тобой? Нет, у нас этого нельзя, — смеются дети и бегут дальше в столовую, в умывальную, в кухню.

Геймат устала, Геймат уже совсем ничего не понимает. Она даже не знает, где Туту. А Туту уже давно на руках у Сатья-баджи.

Сатья-баджи ее вымыла, надела на нее такое же беленькое платье, какое было на других девочках, постригла машинкой ее кудластые волосы, и теперь все они сидят перед домом на зеленой лужайке, и тетка Гульзар уже не поджимает губы, а только качает головой и вздыхает: «Стыд потеряли, стыд потеряли!»

Но знаешь, она вздыхает так, как будто бы ей совсем не хочется вздыхать, а Туту от Сатья-баджи переехала к ней на колени и крепко спит.

— Будем ужинать здесь, — говорит Сатья-баджи. — Посмотрите, как здесь хорошо.

И через несколько минут на зеленой траве белеет скатерть, и стоит огромная миска с пловом [5] Рис с бараниной. , и дежурные раскладывают плов по тарелкам.

Геймат думает: «Какой праздник празднуют они сегодня?» А тетка Гульзар осторожно, чтобы не разбудить Туту, подносит последнюю ложку ко рту, вытирает пальцами губы и говорит:

— Вай, аллах, как хорошо вы умеете праздновать праздники!

Сатья-баджи удивляется:

— Какие праздники? Это у нас каждый день так.

— Каждый день плов? Каждый день пачкают столько посуды?

Дети смеются. Тетка Гульзар качает головой:

— Вай, вай, аллах, совсем конец мира пришел!

Но Сатья-баджи, должно быть, думает по-другому. Она смеется и говорит:

— Поживи у нас несколько дней, посмотри, как мы живем, и ты увидишь, что это только начало нового мира.

— Поживи у нас! — говорит Гассан и вдруг, весело вскочив на ноги, кричит:

— Давайте петь! Давайте петь! Мчатся кони по дороге! Эй! Эй! Эй!

За ним подхватывают ребята:

— Посмотрите, посмотрите! Эй! Эй! Эй!

Тетка Гульзар ничего не понимает. Говорят, нет праздника, а сами кричат песни, как в настоящий майдан.

— Ай, вай, забыли аллаха, забыли аллаха!

Геймат тоже ничего не понимает, но на душе у нее делается радостно, ей хочется петь вместе с этими мальчиками и девочками, которые кажутся ей такими родными, близкими, своими.

А Туту крепко спит, уцепившись ручонкой за позумент на кофте тетки Гульзар.

— Сатья-баджи, отвечай, пожалуйста! Ты скоро приедешь?

Сатья-баджи затягивает узел хурджина [6] Дорожный мешок. . Ей некогда, ей надо торопиться, чтобы поспеть к поезду, до поезда надо еще проехать верхом шестьдесят километров, а у Сатья-баджи осталось так мало времени.

Туту стоит насупившись.

— Сатья-баджи, Сатья-баджи, — говорит она серьезно, — ведь мне тоже некогда, ведь у меня секрет. А вдруг кто-нибудь придет?

Сатья-баджи смеется. Туту тоже смеется. Она уже совсем большая девочка, и ей уже не нужно становиться на цыпочки, чтобы посмотреть, что делается на столе.

— Ну, скорей, говори свой секрет, я слушаю, — и Сатья-баджи снова принимается за хурджин.

— Ты слушай хорошенько, ты смотри на меня. Разве так слушают? Видишь? — Туту протягивает Сатья-баджи руку. — Видишь деньги?

Сатья-баджи бросает хурджин.

— Деньги? Какие деньги?

Но Туту не слушает.

— Ты в Баку едешь? Купи мыло. Я хочу быть белой, как Фатьма.

Сатья-баджи берет деньги — ярко начищенную копейку, и, кажется, Сатья-баджи улыбается. Туту сердится.

— Зачем ты смеешься? Ты мыло купи! И потом, смотри, не забудь, привези сдачу. На такие деньги тебе должны дать сдачу.

Сатья-баджи говорит:

— Хорошо, Тутушджан, хорошо! — и крепко целует Туту в обе щеки. — Я привезу тебе такого мыла, от которого ты будешь чистая-чистая.

— Белая, ты скажи — белая! — громко кричит Туту и сейчас же обеими руками закрывает рот. Вдруг кто-нибудь услышит? Не слышал ли Гассан? Вот он входит.

— Готово, — говорит Гассан. — Скорей, Сатья-баджи, лошади ждут.

Гассан — самый старший мальчик в детском доме. Он едет вместе с Сатья-баджи в Баку. Он осматривает хурджин, подтягивает веревки, затягивает потуже свой ремень на рубахе, потом подхватывает одной рукой хурджин, другой — Туту и бежит во двор.

У крыльца ждут лошади. На зеленой лужайке перед домом белые ряды мальчиков и девочек делают гимнастику. Туту бежит к ним:

— А я что-то знаю! А я что-то знаю!

— Не мешай ты, чернуха, — весело улыбается ей учитель. — Не мешай ты, маленькая чернуха.

Туту не делает по утрам гимнастики. Она еще мала. Геймат — маленькая мама Туту — тоже очень выросла, и Геймат каждое утро смотрит за тем, как умывается и одевается Туту. Но Геймат теперь уже не может носить Туту на руках, и Туту часто убегает от Геймат, потому что очень не любит мыться и убирать свою постель.

Гассан прилаживает к лошади хурджин. Он старается не смотреть на товарищей, которые делают гимнастику, и вид у него такой важный, как будто бы он уже сделался учителем и получил первое жалованье. А ребята, как только увидели Гассана с хурджином, стали кричать:

— Али Ахмедли, можно после урок кончать? Сатья-баджи уезжает.

Али Ахмедли махнул рукой: раз Сатья-баджи уезжает, проводить надо!

А Сатья-баджи стоит уже в дверях и завязывает голову белым шелковым платком с зеленой каймой. Потом вытаскивает записную книжку.

— Ну, кому еще что привезти? — спрашивает она. — Тут, кажется, все записано.

— Смотри, ничего не забудь, а то обидно будет, — серьезно говорит Бянувша.

— Уж если записано, не забуду, — закрывает Сатья-баджи книжечку. — Надо ехать. Так ты, Бянувша, смотри, тоже ничего не забудь.

И Бянувша важно качает головой: конечно, она ничего не забудет. Ведь не в первый раз ей оставаться вместо Сатья-баджи.

— Садись, садись, Сатья-баджи, — видишь, Кяриш не стоит на месте! — зовет Гассан. — Слезай, Кулизадэ, зачем ты на Кяриша забрался?

Но Кулизадэ не слышит.

— Эй, эй! —кричит он, низко пригибаясь к седлу, и скачет от крыльца по тропинке вокруг дома. Через секунду он уже на месте.

— Теперь я, теперь я! Слезай скорей! — кричат ребята.

— Теперь никто, — решительно заявляет Сатья-баджи, — теперь ехать надо.

Гассан сердится. Возьмет ли он Туту? Сатья-баджи удобнее усаживается в седло, хлопает коня по шее и говорит:

— Поехали.

Туту рядом с Гассаном.

— А я?

Гассан совсем забыл. Ведь Туту полагается прокатить. Это ее право. Она самая маленькая, и никто на нее за это не сердится. Кулизадэ поднимает Туту. Туту садится на седло перед Гассаном и жмурится от счастья.