Ефим Душутин - Смелые люди [Повесть]

Тогда я приложил простой, знакомый мальчишкам способ борьбы: обвил его ногу своей и оттолкнул от себя. Он рухнул, а потом опять выскользнул, и я оказался внизу. Цепкая рука схватила меня за горло, и я стал задыхаться.

Собрав все свои силы, я крикнул:

— Коська!

Рука тотчас отпустила мое горло.

— Кто ты? — спросил предатель.

Воспользовавшись его замешательством, я, как и в тот памятный вечер на току, крепко прижал его шею и через секунду был наверху.

— Ты помнишь, гадина, Яшку батрака?

Коська рванулся, но вдруг передо мной мелькнул топор, и обух опустился на голову моего смертельного врага.

— Молодец, Семен! — сказал я, выпуская обессиленного противника.

Я вскочил, а потом взял руку Коськи. Пульс слабо бился. Жив!

— Веревку! — приказал я Семену, а сам приподнял Коську за плечи и посадил.

— Вяжи ему руки и ноги!

Семен стал путаться с веревкой.

— Держи его вот так, — приказал я Семену. — Я лучше свяжу его.

Через минуту он был надежно связан.

В углу сеней я заметил погреб.

— Открывай, живо!

Связанный, бесчувственный Коська полетел вниз.

— Теперь полезем снова на чердак, — сказал я.

Не успели мы подняться, как грохнул орудийный выстрел. За ним последовали один за другим еще несколько выстрелов, и потом все слилось в сплошной гром.

— Начинается, Семен! Начинается! — сказал я, прижимая к себе храброго мальчика.

— Конец им, гадам, — ответил он.

В селе послышались крики, беспорядочная стрельба. Лежа на чердаке, мы наблюдали за входом в сени. Но вблизи никто не появлялся. Артиллерийский шквал все усиливался, стали отвечать и немецкие орудия. Вся изба, как говорят, ходуном ходила.

Перед рассветом мы услышали торопливые шаги: кто-то бежал к нашему дому. Громко стукнули каблуки на крыльце.

Дверь распахнулась, в избу вбежали двое немцев. Что они делали в избе, неизвестно, но минут через пять вышли. Каждый из них нес по мешку.

Я не удержался от соблазна, быстро спустился по лестнице в сени, выбежал на крыльцо и бросил вдогонку немцам гранату. Взрыв! Оба фашиста упали и остались лежать в снегу.

Противник отступал. Это — несомненно. Мы с Семеном, соблюдая осторожность, пошли в сторону передовой, стараясь держаться около домов. Где-то близко стрелял пулемет: его огнем немцы прикрывали отход.

За одним из домов я заметил двоих солдат, прижавшихся к станковому пулемету.

— Дай мне автомат, а сам спрячься здесь, — сказал я Семену.

Осторожно пополз я вдоль двора и притаился за сугробом. Пулеметчики были метрах в пятнадцати от меня. Последнюю гранату бросать в них было жалко. Я прицелился из автомата и дал короткую очередь. Пулемет замолчал.

Но тут же мы увидели еще десятка два немцев. Они шли нам навстречу. Отступать или прятаться нам было поздно: мы были замечены.

Я бросил в немцев гранату и залег.

— Ползи во двор, — приказал я Семену.

Но немцы торопились. Уцелевшие от осколков бросились бежать. Не зная, что нас всего двое, они решили не вступать с нами в бой и прорваться к своим. Я послал нм вдогонку несколько пуль из автомата, но вдруг почувствовал тупой удар в коленку. Ощущение было такое, как будто мне ударили по ноге тяжелой кувалдой. Малейшее движение вызывало нестерпимую боль.

Семен подбежал ко мне.

— Вы ранены?

— Да, Сема!

Что же делать?

Помоги мне добраться до сарая.

Опираясь на мальчика, я со стоном дотащился до ворот.

— Вы здесь простудитесь, — сказал Сема. — Идите лучше в избу.

Я согласился с мальчиком. Перетаскивая меня через порог, Сема споткнулся и охнул. Я упал на него.

— Что с тобой, Сема? — спросил я.

— Наверно, ногу вывихнул, — ответил он, морщась от боли.

Так мы и остались с ним лежать. Оба беспомощные, но неунывающие. Только вечером нас обнаружили наши солдаты. Мы им рассказали о Коське. Его вытащили из погреба и отправили в штаб, к следователю.

Мой храбрый Семен вернулся к матери, а меня отвезли в госпиталь.

— Вот и все, — сказала пионервожатая и положила тетрадь на стол. — Хотя есть еще приписка полковника. Послушайте.

Медленно, с особым выражением вожатая прочитала:

— «Вот вам, ребята, пример храбрости, подлинного героизма. О подвигах моего друга никто не знал, и он никому, кроме меня и сержанта, не рассказывал о них. Он и сейчас скромен. Уважайте, любите его и учитесь у него жить. Он около вас всегда».

— Около нас? — удивились ребята. — Кто же это?

— А я давно догадалась! — вскочила Катя Глухова. — Ребята, да это, знаете, кто? Это… это наш Яков Максимыч.

«Фауст» — то есть панцерфауст — немецкий противотанковый гранатомет.