Латиф Махмудов - Беркут [Рассказы]

— Девчачья игра это — фигурки передвигать, — сказал он небрежно.

Тургуну, конечно, ужасно хотелось сыграть партию-другую, но он знал, что после вчерашнего его никто не примет.

Джамиля влетела в зал как ветер.

— Насиба в больнице! — крикнула она.

Все повскакали с мест и окружили её.

— Как? Она же была здорова!

— Даже в волейбол играла!

— Погодите, дайте человеку сказать, — замахал рукой Рахмат.

— Вчера Насиба вернулась после уроков, повесила над кроватью портфель и решила немного отдохнуть, — затараторила Джамиля. — Она прилегла и только было задремала, как тут над ней что-то зашуршало. Она проснулась. Из портфеля выползла, извиваясь, змея. Насиба и закричать не успела — змея шлёпнулась рядом. Насиба в ужасе выбежала из комнаты, хотела позвать маму, а из горла — ни звука. Это от испуга у неё отнялся язык. Теперь Насиба лежит в больнице…

— Как же так? — пробормотал Рахмат растерянно. — Как же в портфеле змея очутилась?

Все, поражённые, молчали. И вдруг в тишине что-то с грохотом упало. Мы оглянулись. В углу, у верстака, на коленях стоял Тургун и дрожащими руками пытался поднять молоток. Заметив, что все смотрят на него, он вскочил и выбежал из зала. Молоток остался сиротливо лежать на полу.

Вечером Джамиля и я пришли в больницу.

Медсестра дала нам два халата, указала дверь палаты.

— Не заставляйте её говорить, — сказала она, — и не задерживайтесь долго.

Мы прошли по длинному коридору, остановились у палаты. Джамиля с волнением открыла дверь. Насиба увидела нас и поднялась навстречу. Обнявшись с подругой, она протянула мне руку.

— Как себя чувствуешь, Насиба? — спросил я.

Джамиля толкнула меня в бок. «Ты очумел, что ли? — говорил её взгляд. — Просили ведь не заставлять говорить!» Меня бросило в жар. Я протянул Насибе книгу, которую принёс ей почитать.

— Это тебе, — сказал я и тут же прикусил язык.

Вот всегда так. Когда нельзя смеяться — страшно хочется смеяться, когда нельзя говорить — обязательно будешь говорить.

Насиба взяла книгу, прочла название. Потом вынула из кармашка полосатого халата карандаш и блокнотик. Нацарапав что-то, вырвала листок и передала его мне с книгой. Я прочёл записку: «Недавно приходил Тургун, он тоже принёс книгу „Пятнадцатилетний капитан“. И ещё, я давно уже её прочла».

Я оглянулся на Джамилю, которая из-за моего плеча тоже прочла записку. У неё глаза стали большими-пребольшими от удивления. Наверное, и у меня глаза были такие же: ведь то, что мы узнали, так не походило на обычные поступки Тургуна.

Тургуна словно подменили. Он редко стал выходить в школьный двор, а если выходил, то не носился словно угорелый и, как бывало раньше, не дёргал девочек за косички. Он больше сидел в классе, задумчивый и грустный. Если кто-нибудь подбегал к нему и звал играть, он улыбался и отказывался.

— Что-то ты стал примерным учеником, Тургун, — сказала как-то Джамиля и, смеясь, толкнула его в бок. — Не сглазить бы!

Тургун поднял на неё глаза и ничего не ответил. Джамиля больше не подшучивала над ним.

…Насиба лежала в больнице уже вторую неделю. В школе всё шло по-обычному. Вот и сегодня урок начался как всегда. Салима Усмановна раскрыла журнал и начала перекличку:

— Рахмат Мирзакаримов?

— Я.

— Мурад Одилов?

— Здесь, — ответил я.

— Тургун Камбаров?

— …

— Тургун!.. Опять нет Камбарова?

Да, Тургуна опять не было на уроке. А ведь за последние две недели он ни разу не опоздал и не сбежал, а вот сегодня…

Дверь с грохотом распахнулась. В класс ворвался Тургун, потный, красный, радостно улыбающийся.

— Насиба… Насиба… — только крикнул он и бессильно прислонился к дверному косяку. — Я сейчас из больницы, — сказал он потом, когда немного отдышался. — Её сейчас уже выписывают. Насиба сказала… сказала, что завтра придёт в школу!

Класс радостно загудел. Салима Усмановна подошла к Тургуну, положила руку ему на плечо.

— Спасибо за радостную весть, Тургун, — сказала она и улыбнулась. — Но нам придётся выяснить, каким всё же образом наш единственный уж перебрался из живого уголка в портфель Насибы.

— Я не думал, что Насиба простого ужа примет за змею, — опустил голову Тургун.

И всё стало ясно. И теперь ничего не надо было выяснять.

Из репродуктора льётся музыка. Машин видимо-невидимо. А людей и того больше. Со всех колхозов съехались.

Сегодня начало праздника. Один день скачки будут на первенство района, и ещё три дня улак — это состязания такие, конно-спортивные, спортсмены друг у друга тушу козла отнимают.

Мы пробираемся сквозь толпу. Спешим. Рахмат волнуется. В руке он держит плётку и бьёт ею по голенищу сапога.

— Ты не волнуйся, — говорю я, — главное, не торопиться. Звёздка дистанцию хорошо берёт, тогда и наверстаешь. А на препятствиях не торопись.

— Ладно, — отвечает Рахмат.

— Звёздка — очень горячий скакун, сам знаешь. — Я волнуюсь не меньше, чем Рахмат, и поэтому мне всё кажется, что я чего-то не досказал, упустил.

— Я знаю, — говорит Рахмат и поправляет кепку, надетую козырьком назад.

Сейчас он похож на настоящего наездника. Независимо и гордо посматривает по сторонам. Я ему завидую, но ничего не поделаешь: для соревнований я ещё не совсем подготовлен.

«Внимание, внимание! — разносится по полю. — Через пять минут будет дан сигнал о начале скачек. В соревнованиях участвуют учащиеся шестнадцати школ района…»

Рахмат жмёт мне руку и убегает. Я забираюсь на нашу машину. Кабул-ата смотрит на меня, задумчиво щиплет бороду и отворачивается. Он тоже волнуется. Из репродуктора опять льётся музыка. Вытянув шею, я смотрю на поле. Кроме Звёздки, пританцовывающей на месте, ничего не вижу. Вдруг радио умолкает, наступает глубокая тишина, и глухо раздаётся выстрел. Это сигнал. Скакуны срываются с места. Я вытягиваю шею насколько могу, но Звёздки не вижу. Сзади глухо дышит Кабул-ата. Он волнуется больше всех.

Теперь кое-кто ушёл вперёд, кое-кто поотстал. Рахмат скачет в середине. Звёздка берёт препятствия легко, упруго кинув вверх подобранное тело, чутко прижав уши.

Рахмат весь сросся с конём, подался вперёд. Иногда он оглядывается, а когда опять приближается препятствие, весь сжимается и чуть отрывается от седла, когда лошадь прыгает.

Звёздка идёт восьмой. Кабул-ата вздыхает:

— Если не наверстает на дистанции, всё пропало.

Пошёл второй круг. Теперь препятствий нет.

— Звёздка, милая, не подкачай, милая, — шепчет сзади Кабул-ата.