Владимир Добряков - Когда тебе пятнадцать

Все знают: учебный год начинается 1 сентября. И газеты, которые выходят в этот первый день осени, крупными заголовками, статьями и снимками со счастливыми лицами ребят торжественно сообщают о таком важном событии.

Но 1 сентября — это официально. А в действительности школа начинается на день раньше — 31 августа. Пусть не в классах, а на просторном дворе, но все равно — это уже школа.

Другого такого дня не бывает. Завтра — учебники, классы, домашние задания. А сегодня — радость полная и шумная: не виделись же три бесконечно долгих месяца, которые, правда, пролетели, как один день… Руку жмут до хруста пальцев, по плечу хлопают, будто хотят сбить с ног, чуть не душат друг друга в объятиях. Удивление самое искреннее и бурное — до визга, до вытаращенных глаз… Нет, другого такого настоящего школьного дня больше во всем году не бывает.

А для тех, кто идет в первый класс, школа начинается еще раньше. Где-то за неделю, за две. Подгоняется новенькая школьная форма, для девочек отглаживаются кружевные воротнички, манжеты. И бант для кос выбирается самый красивый. А покупка портфеля, тетрадей, пенала! Далее перочистка нужна, что там нужна — просто необходима! И счетные палочки… До чего же все интересно и таинственно!

Эти радостные волнения, беспокойные хлопоты — и в доме Гудиных, у Юльки-первоклашки. Про тетради-то Костя обманул. А еще брат называется, девятиклассник! Трубку к телевизору притащил, а вот купить для нее тетради — и не вспомнил. Пришлось Юльке с мамой накануне школы в очереди стоять. К прилавку-то и верно, не протолкаться.

Юлька была настолько поглощена приготовлениями к школе, что все другое для нее будто бы не существовало. Даже история с дядей Гришей прошла как-то мимо ее сознания. А дядя Гриша сломал себе ногу. Могло бы и хуже кончиться. Рассказывают, что пьяный был, сидел в трамвае и дремал. Едва не проспал свою остановку и вылезать надумал в последнюю секунду, когда все нормальные люди из вагона уже вышли, а другие вошли. Створки вагона и схватили ногу дяди Гриши. Сам он на улице, а ботинок — в вагоне. Трамвай поехал, пьяный возле колеса мешком волочится, народ кругом закричал: «Стой! Стой!» Молодая вожатая вагон остановила, выскочила, а сама белая, как полотно. Тоже, наверно, виновата была, недоглядела. Кинулась смотреть да ругаться, только чего ругаться? Лежит несчастный, грязный весь, лицо ободрано в кровь и нога сломана.

Разговоров об этом случае было много во дворе.

— Ничего, неделю в больнице полежит — как миленький придет! Пьяницы — они, будто кошки, живучие.

— Почему же это неделю, если нога сломана…

— А-а, ну тогда помучается, конечно. Перелом есть перелом. Это надолго там пропишут.

— Хоть в себя придет. Протрезвеет.

— Э, такие везде найдут. И там добрые люди поднесут чарочку.

Анна Ивановна Косте сказала:

— Ой, плохо так говорить, но я, грешница, даже довольна. Это ему наши слезы отливаются. Может, с костылем-то утихомирится, отстанет от Пети?..

А Юлька собиралась в школу. Дядя Гриша со своей сломанной ногой отношения к ее школе не имел. Юлька о нем не думала.

31 августа Юлька вместе с братом пошла в школу — знакомиться с ребятами и учительницей. День был солнечный, теплый, и Юлька, шагавшая с цветами в руке, имела полную возможность всем встречным людям показать свою новенькую форму, с отглаженным фартуком, кружевными манжетиками. И все люди могли видеть роскошные голубые банты в ее косах. Это брат ей купил. Не такой уж он и плохой. Пусть про тетрадки забыл, но ленту зато сам купил, на свои деньги, его никто и не просил.

На школьном дворе, где уже собралось довольно много шумного народу, Костя без труда отыскал торжественных, глазастеньких первоклашек, которым все было в диковинку, между собой они еще не познакомились, и поэтому здесь было потише.

Костя подвел сестренку к ее учительнице — полной, невысокой и с такими добрыми глазами, что Юлька сразу как-то потянулась к ней. Отдала свой букет и к брату больше не подошла, стояла рядом с учительницей и будто жалась к ней. Та погладила ее по белесым волосенкам, спросила, как зовут, и дала задание: как кто новенький подойдет, пусть громко говорит: «Здесь первый класс. Буква «А».

Задание Юльке понравилось, и Костя понял, что может отправляться к своим.

Свои облюбовали хорошее место, у залитой солнцем стены физкультурного зала. Что значит бывалый народ, ветераны!

Весь положенный набор восклицаний и традиционных хлопков по спине Костя собрать не успел — появился Петя Курочкин. Он со своим ростом, рыжей шевелюрой (да еще и аппарат на боку!) был вне конкуренции. Одноклассники немедленно обрушились на него. Особый восторг вызывала заметная прибавка в росте. Тут же сочинили комическую сценку. Один из парней взобрался на плечи другому, и на самом верху, под общий хохот, мелом на стене была сделана отметка: таким Курочкин будет в день получения аттестата зрелости.

— Ребята, живем! Посадим Курочкина на первую парту — всему ряду сачковать можно!

— Да он и за парту не влезет.

— Ничего, ноги будет дома оставлять!

— Петь, ну а честно — два метра есть?

— Сто девяносто один, — скромно отвечал Курочкин.

— Товарищ чемпион, а чем вы питаетесь?

— Да ну вас! Языки только чешете! — Петя расстегнул футляр аппарата. — Лучше становитесь…

— Ура! Снимок на первую полосу!

Петя обождал минуту, пока ребята наконец изобразят «живописную группу».

— Увековечивай!

— Ну, и что интересного? — критически произнес фотограф. — Чего все вытаращились?

— Щелкай! Всегда так снимают.

Петя «щелкнул», даже продублировал, но остался недоволен.

Ему больше нравилось делать снимки неожиданные. Вот Костя, например: неизвестно за что уцепился и заглядывает в окно — желает знать: все ли там, в зале, на месте, какие новые снаряды появились? Был слух, что старый спортинвентарь менять собираются. В такой позе Курочкин и успел снять Костю. Интересная должна получиться фотография… А вон Таня с Любой Сорокиной обнимаются, будто сто лет не виделись. Надо поскорей… Эх, резкость плохо навел!..

— А карточки будут? — подняв на фотографа большие зеленоватые глаза, спросила Люба.

— Пусть попробует не сделать! — погрозила Таня. — Мы комсомольское поручение ему дадим: отражать жизнь класса в фотографиях. Фотолетописец будет! Как тебе такое поручение?

— Если лично вас снимать — всегда готов! — бодро отсалютовал Курочкин, хотя от зеленых Любиных глаз в груди у него что-то екнуло.

— Ох, Петя, — качнула Таня головой, — американка тебе этого не простит!.. Смотрите, Валентина Викторовна! По-моему, новеньких каких-то ведет… Слышали, Чинов в другую школу перевелся. И вообще девяти человек нет. Катя Мелкова — в училище полиграфистов… Интересно, будет замена?..