Владимир Добряков - Что берешь в дорогу

— То, что и должно было выйти, — опустошенно сказала Люда.

— Люда, доченька, меня-то не обманывай, вижу, как переживаешь.

— За все приходится платить, мама. — Люда вздохнула, потерла пальцами виски и подняла голову, попыталась улыбнуться. — Но знаешь, честно-честно это говорю, поверь — я довольна. Не получилось бы у нас жизни. Ясно-ясно сейчас понимаю: не получилось бы… А вообще я хочу кофе. Ужасно хочу кофе! И почему такая тишина в доме? Включи телевизор… Да, вот еще, скажи, мама: в других почтовых ящиках ты не видела кленовых листков? Не желтели в дырочках?..

Позвонить можно было бы сразу после завтрака, но. Вадим затеял ремонтировать настольную лампу. Резиновая изоляция древнего, в матерчатой оплетке, шнура закостенела, трескалась при сгибах — Вадим часа два провозился, пока приладил новый шнур из литого зеленого пластика.

Полюбовался своей работой, пощелкал кнопкой выключателя.

— Хорошее дело сделал, — одобрительно заметил отец. — В сентябре по нашей улице также вот старая проводка загорелась. Дым пошел ядовитый. А в квартире, кроме пятилетней девочки, никого не было. Мать вернулась — она уже без сознания лежит. Едва спасли. Хорошо «скорая помощь» не задержалась… Ты опять куда-нибудь пойдешь? — тронув острую складку наглаженных брюк, что висели на спинке стула, спросил Алексей Алексеевич. — Вчера в двенадцатом часу вернулся. Я и вставать не стал. Все задание свое «секретное» выполняешь?

— У Сережки Крутикова засиделся. Школьный товарищ.

— А я уж подумал: не у девушки ли? Там вон листок лежит с номером телефона. Сабина какая-то.

— Не какая-то, а Шеенкова. Тоже из нашего класса. Не помнишь никого. — Вадим взглянул на часы, задумался, достал из кармана мелочь — среди медяков, серебра были двушки.

— Крутикова-то я помню — шустрый парнишка…

— Говоришь, ядовитый дым, а в кухне розетка у нас на подоконнике, там провод совсем доисторический. Ждешь, когда загорится?

— Не нашлось другого в тот раз, — виновато сказал отец. — А Клава очень просила провести так, чтоб под рукой было, чтоб гладить удобно.

— Удобство и безопасность — родные братья, — наставительно сказал Вадим. — Вот метра три осталось провода, можно и поменять.

И еще часа на полтора нашел себе занятие Вадим.

А после обеда надел рубашку в голубую полоску, костюм, повязал, как и вчера, галстук, с первого раза угадал в кармане двушку. Алексей Алексеевич, наблюдавший за сыном, вздохнул:

— Листок с номером на буфете.

— Не надо, я помню.

— Когда вернуться-то думаешь?

— А для чего меня ждать? Смотри телевизор… Когда приду? Не знаю, батя…

Действительно, телефон Сабины Вадим помнил отлично. Он набрал номер и, задержав выдох, напряженно вслушивался в длинные, громкие гудки. Четвертый, пятый, шестой…

— Кто это? — вдруг услышал он затаенный голос.

— Это я, Вадим.

— Наконец-то! — радостно сказала Сабина. — Ну, ты инквизитор! С утра смотрю, смотрю на телефон — молчит. Ты откуда звонишь?

— Тут, рядом со своим домом. Из будки.

— Понятно. Значит так, иди на площадь, садись на шестой троллейбус. Моя остановка «Беговая». Пройдешь вперед, улица Нижняя, дом семнадцать…

— Сабина, обожди…

— Чего ждать? С утра жду, измаялась… Третий этаж. И квартира тоже семнадцать, легко запомнить. Не бойся: я одна. Муж улетел в Ригу.

— Вчера Сергей сказал, чтобы я позвонил…

— Правильно. Это я просила.

— Сказал, чтобы я обязательно позвонил.

— Молодец! Так ему и велела. Все понял? Садишься на шестерку, до «Беговой». Подъезд у меня второй… Посидим, Вадюша, поболтаем. Кстати, апельсиновый коктейль для тебя сделаю — век такого не пробовал. Я по коктейлям в большие специалисты вышла… Ну что, Вадя, программа понятна?

Вадим, вытерев вспотевший лоб, сбивчиво проговорил:

— Я не знал… честное слово, понимаешь, не знал, зачем нужно было тебе позвонить…

— Ну, Вадик… Я ведь открытым текстом сказала тебе… тогда, на лавочке, у библиотеки. И телефон дала. Что-то не пойму. В тот раз куда как боек был! А сейчас… Может, времени нет? Срочные дела?

— Вообще, в самом деле времени…

— Или девушка завелась? Ну говори — девушка?.. Молчишь. Значит, так и есть. Кто она?

— Сабина, ты не сердись…

— Можешь ответить, кто она? Студентка? Красивая? Лучше меня?

Вадим через силу улыбнулся.

— Разве красивей тебя бывают!

— Хоть за это спасибо! И сколько ей лет? Блондинка, шатенка?

— Наверно, блондинка.

— А-а, признался! Когда познакомился?

— Да не знакомился я.

— Бог мой! — вдруг сказала Сабина. — Белова! Как же я сразу не вычислила. Точно — она, Люда?

Длинный вздох Вадима подтвердил ее догадку.

— Ну и что из этого, — помолчав, сказала Сабина, — на здоровье, пожалуйста — вздыхай, страдай, люби, а сейчас… садись на шестой троллейбус. Вадя, а какие записи поставлю! У меня «Панасоник» с четырьмя колонками. Слушаешь и балдеешь. Вадя, приходи — длинно прошептала она. — Я жду.

— Но, Сабина… — со страхом сказал Вадим.

— Что, Сабина?

— Я же…

— Что ты же? Любишь? Не можешь себе позволять? Боишься, как в лицо потом посмотреть? А ты привыкай. Жизнь — дорога длинная, все может случиться, все надо уметь. Приходи. Я жду.

— Нет, — сказал Вадим. — Не могу.

— Не придешь?

— Нет. Не хочу.

— Смотри, пожалеешь. Сильно пожалеешь… И чего же ты нашел в ней? Мог бы и получше подыскать — покрасивей, с перспективой. Или решил, что человек золотой? Не обольщайся. Девочка она себе на уме. Собиралась на филологию, а оказалась в кулинарах. Интересная ситуация. Очень даже…

— Ты же знаешь, — перебил Вадим, — у нее с глазами было плохо. Осложнение…

— Вот все так и думают: глаза. Нетушки, не в глазах дело. Выгоду искала. И дурак поймет, что возле продуктов голодной не останешься. А если с умом которая — и на модные тряпки хватит. Вот оно, Вадик, как на самом деле, объективно если, по всей правде. Понял?

— Не понял, Сабина. С глазами у нее действительно было серьезно. Даже экзамены не сдавала. Врачи запретили.

— Вадя, тем более.

— Что тем более?

— Задуматься должен. На будущее. Зрение — это не то что комар укусил. Вдруг… нет, не дай бог, конечно, но — вдруг она ослепнет? Подумал об этом? Ты хоть представляешь?..

— Не хочу представлять.

— Боишься.

— Нет, не боюсь.

— Ты храбрец или безумный?

— Называй как хочешь. Просто в жизни есть вещи, которые сильнее расчета. А живет Люда, я уверен, по совести, по правде. И в школе такой была. Да, такой!.. Прощай, Сабина! — И Вадим положил на рычаг трубку.

Через сорок минут на площадке восьмого этажа дома номер «88» остановился лифт, и у двери слева раздался короткий, несмелый звонок.

Открыла Люда. Секунда, вторая, и тревога, жившая в ее глазах, вдруг исчезла.