Герман Матвеев - Новый сорт

— Слышали? — спросила мать.

— В крайнее окно постучали, — подтвердил дед. — Кто бы это мог быть в такую пору?

Он встал и направился в прихожую.

— В случае чего… — начал было он, но махнул рукой. — Ладно, бог не выдаст, свинья не съест.

Ребята последовали за ним и остановились в дверях.

— Кто там? — громко спросил дед.

За дверью послышался простуженный хриплый голос:

— Василий Лукич, открой погреться.

— А кто вы такие?

— Довоенные друзья. Садоводы.

В последнем слове узнал он знакомые интонации и открыл дверь. Вошли, двое с мешками, в полушубках и, несмотря на то, что днем на дорогах подтаивало, в валенках.

— Николай Павлович! Какими судьбами? — удивился дед.

Узнав любимого учителя, ребята ринулись в прихожую.

— Ага! Все живы, здоровы. Очень рад. Здравствуй, Ванюша! А это кто? Трубачов!

— Раздевайтесь. Проходите. Сейчас чайку сообразим, — захлопотал старик.

— Подожди, Василий Лукич. Сначала выясним… Бывает у тебя кто-нибудь из незванных?

— Заходили раза два за всю зиму, по особому случаю, а так нет… Кто это с вами? Вроде знакомый человек? В темноте не видно.

— Не признал, — усмехнувшись, спросил второй. — Сейчас на свету разглядишь.

Когда гости разделись и прошли в комнату, ребята ахнули. Николай Павлович, как и его спутник, обросли бородой, усами. Одеты были они так, что от обыкновенного крестьянина ничем не отличить.

— Николай Павлович! — воскликнул Ваня. — На кого вы похожи-то!

— Ну на кого? Говори, Ваня.

— На старого колхозника.

— Правильно. Профессию свою я переменил. Вот приехали на базар торговать.

— Узнал теперь? — спросил деда второй гость. — Нехорошо старых знакомых забывать.

— Никак не признаю, — смущенно сказал старик. — Вроде как знакомы по глазам… ну и голос тоже не впервые слышу…

— Это хорошо, что не узнал. Меня сейчас нельзя узнавать. В милиции приходилось раньше бывать?

От удивления дед хлопнул в ладоши.

— Максим Савельич, жив!

— Максим Савельевич, а ведь Муфты у нас нет. Помните, вы с ней на охоту собирались?

— Как же не помнить? Нынче я часто про нее вспоминаю. Где же она?

— Убили. И знаете, кто убил? Леденцов. Помните Леденцова?

— Как же не помнить? За что же он ее убил?

— Из мести, наверно… Я не знаю.

Ваня коротко рассказал о посещении Леденцова.

— Какой мерзавец! — возмутился Николай Павлович.

После чая ребят выпроводили спать, а старик и мать остались с гостями.

Когда кто-нибудь из друзей оставался ночевать, то спали ребята на одной кровати и подолгу разговаривали на самые задушевные темы. Сегодня говорил Гриша, а Ваня больше молчал и слушал. Откровенничать он вообще не любил, а тем более говорить вслух о своих мечтах и планах.

— Как ты думаешь, где Николай Павлович сейчас живет? — шопотом спросил Гриша.

Ваня молчал.

— Хочешь скажу? — продолжал Гриша.

— Ну?

— В деревне. А знаешь, почему?

— Ну?

— Он коммунист и в партизанах. Я сразу догадался. Потому они и бороды отпустили. Наверно, он там главным начальником. Вот бы к нему записаться! Давай завтра попросимся? Он примет.

— Не возьмет он нас.

— А почему? Я бы знаешь как… Я бы что хочешь! Хоть листовки расклеивать, хоть мост подрывать… Только скажи! Нет, верно. Пойдем в партизаны, Ваня. Надоело мне в городе. А знаешь, как немцы партизан боятся?

Ваня слушал приятеля и в душе соглашался с ним, но он понимал, что это дело серьезное, опасное и вряд ли Николай Павлович будет с ними даже говорить на эту тему. Попытаться, конечно, следует.

— Ладно. Завтра видно будет. Только я знаю: дед не пустит, — сказал Ваня.

Проснувшись рано утром, ребята услышали за стекой голоса и звяканье посуды, словно гости просидели за чаем всю ночь. В кухне мать шаркала ногами, налила в ведро воду, и Ваня догадался, что она собирается итти доить корову.

— Трубач, спишь?

— Нет.

— Скоро семь.

— Откуда ты знаешь?

— Петух пропел, — пошутил Ваня.

— Ну да? Давай вставать, пока они не ушли.

Они торопливо оделись и вышли в столовую. Действительно, гости сидели на тех же местах и пили чай.

— Вот и молодая гвардия поднялась! — встретил их приветливо Николай Павлович.

Хрипота в голосе пропала, и теперь ребята отличили бы его от тысячи других голосов.

Сели пить чай. От нетерпения Гриша ерзал на стуле и несколько раз подмигивал Ване, но тот не обращал внимания.

— Чего ты перемигиваешься? — спросил дед, заметив его сигналы. — Ну, говори.

— Да так… Мы с Ваней хотели спросить… — замялся Гриша.

— Спрашивай.

— Пускай он сам.

— Ну, что вы хотели спросить? — вмешался Николай Павлович.

— Он говорит, что вы, Николай Павлович, сейчас начальник партизанского отряда, — сказал Ваня.

Гости переглянулись, а дед нахмурился.

— А из чего это ты заключил, Гриша? — спросил учитель.

— Потому что вы бороды носите, потому что партийный и… вообще похоже.

— Любопытно! Ну, допустим, что мы партизаны… Что же из этого следует?

— Возьмите нас к себе, — выпалил Гриша и покраснел.

— Нельзя, друзья — сказал Николай Павлович. — Вы не меньше нас партизаны. Рассказывал мне Василий Лукич, как вы яблоки спрятали. Немцы наверно думают, что тут отряд человек в сто на лодках по реке поднялся и забрал весь урожай. А вам я не советую торопиться. Настоящая война только началась. Веем работы хватит.

— Не брякните где-нибудь, что нас видели, — предупредил Максим Савельевич. — Мы, конечно, не партизаны, но и на лбу у нас это не написано.

— Ну что вы! Мы и сами понимаем. Не маленькие.

На этом разговор о партизанах закончился. Гости, выпив по стакану парного молока, отправились на базар, сказав, что идут менять привезенные продукты. Когда Гриша помогал взваливать мешки на плечи, то почувствовал, что они твердые.

— А знаешь, что у них в мешках? — спросил он Ваню.

— Что?

— Не разобрал, а только никакие там не продукты.

— Не выдумывай.

— Факт! Я же потрогал.

— Ну, пускай не продукты. Не надо совать нос, куда тебя не спрашивают.

— Подумаешь! — неопределенно сказал Гриша. — Я же ничего плохого не сделал.

— Они же сказали, что не партизаны.

— А ты и поверил.

— Пускай не поверил… Значит, они не хотят нам говорить… Ну и нечего лезть.

Гриша согласился с другом и прекратил разговор.

Весна пришла с крупными событиями. Недалеко от города свалился под откос воинский эшелон. Через день сгорели дотла ремонтные мастерские. В тот же вечер на окраине города завязалась сильная перестрелка. Немцы бросили туда все силы, имеющиеся в городе, а в это время у железнодорожных складов была перебита охрана и все запасы, подвезенные зимой, взлетели на воздух.