Герман Матвеев - Новый сорт

Подъем кончился, и паровоз начал быстро набирать скорость. Степан Васильевич, высунувшись в окно, смотрел вперед на темные силуэты деревьев, бежавших навстречу, и думал о сыне. Вот бы вместо Загоскина — неряхи и лодыря поставить помощником сына Ванюшку. Вчера он поспорил с Загоскиным, и от ссоры остался неприятный осадок. «Не сработаться, — думал машинист. — Лучше скорей разойтись по-хорошему».

В этот момент он увидел, что по паровозу скользит тень человека, ползущего на корточках.

— Что за нахождение! — пробормотал Степан Васильевич и оглянулся.

Кочегар сосредоточенно возился у топки, а Загоскина на месте не было.

Человек дополз до трубы, уцепился за скобу и встал на ноги. Теперь при свете искр, летевших из трубы, кочегар сразу узнал в нем своего помощника.

— Куда ты лезешь! — громко крикнул Степан Васильевич.

Загоскин, видимо, услышал крик, повернул голову и оскалил зубы. В руках у него оказалась большая толстая железная плита. Он поднял ее над трубой и опустил. Из топки сразу хлынул густой, едкий дым. Перепуганный кочегар высунулся из паровоза и, не раздумывая, бросился под откос насыпи.

Всё это было так неожиданно, что Степан Васильевич растерялся.

Дым перехватывал дыхание и начал разъедать глаза.

Степан Васильевич старался не дышать. Он вытащил из кармана платок, закрыл им лицо, но это мало помокло. Дым душил. Поезд набирал бешеную скорость. Остановить состав было невозможно.

Перед глазами поплыли разноцветные круги. Машинист понял, что теряет сознание. Падая, он успел ухватиться за рычаг и… проснулся.

Светало. В комнате плавал сизый дым, от которого во рту стояла противная горечь.

«Уж не пожар ли?» — спохватился Степан Васильевич.

Он сел на кровати, надел на босые ноги сапоги, подошел к окну и сразу всё понял.

В небольшом садике, расположенном перед их домом, всё заволокло густым дымом. Нельзя было разглядеть даже вишневого дерева, стоящего в пяти шагах от окна.

— Спи, Степа. Рано еще, — сказала жена.

— Разве тут уснешь! Посмотри, что старик натворил. Дымовую завесу устроил.

— Это Ванюшка его взбаламутил. Боялся, что морозом на яблонях цвет побьет.

— А где Ванюшка?

— В саду. Всю ночь вместе с дедом сидит.

Степан Васильевич достал из кармана пиджака часы и, убедившись, что времени всего четверть шестого, снова лег.

— И в комнату дыму набралось, — сказал он через несколько минут. — А мне из-за него такой чудной сон приснился… Будто Загоскин трубу на паровозе закрыл, как в печке заслонку… Ведь надо же?

— Помирился ты с ним?

— Нечего нам мириться. Выгнать надо бездельника, и дело с концом… А еще думал я, Аня, хорошо бы Ванюшку на его место…

— Не пойдет Ванюшка на железную дорогу.

— Почему не пойдет?

— Не лежит у него душа к машине.

— А куда он пойдет?

— В садоводы.

— Баловство. Это его старик с толку сбивает.

В это время хлопнула дверь и послышалось осторожное шарканье ног. Через минуту в комнату вошел высокий, сухой старик. Короткая белая борода обрамляла его лицо. Он подошел к окну, нагнулся и долго стоял в таком положении, слегка покачиваясь в разные стороны.

— Ты чего, отец? — спросил Степан Васильевич.

— Не спишь?

— С вами разве уснешь? Дыму напустили целую комнату.

— Не надо было рамы выставлять. Поторопился.

— Я же, значит, и виноват?

На это старик ничего не ответил. Он снова присел у окна и начал что-то разглядывать.

— Чего ты высматриваешь? — снова спросил Степан Васильевич.

— Градусы. Глаза совсем сдают, ничего не разберу.

Степан Васильевич подошел к окну. Снаружи был приделан термометр, чтобы в любое время года можно было знать температуру на улице.

— Семь градусов.

— Какие градусы? — спросил старик. — Выше или ниже?

— Выше.

— А ты не ошибся?

— Нет, нет, — уже с кровати ответил Степан Васильевич.

— Я так и думал. На улице не очень холодно. Зря мы костер зажгли, — сказал старик, направляясь к двери.

— Подожди-ка, отец, — остановил его сын. — Мы сейчас с Анной насчет Ванюшки говорили. Зачем ты его своим садом с пути сбиваешь?

— Это не мой сад, это ваш сад.

— Я не про то говорю. Ты по к саду приохотил. Мать говорит, что он садоводом решил стать.

— Ну так что?

— А то! Он теперь подрастает, и как раз бы ему в ремесленное училище поступить…

— Он в институт пойдет. Школу кончит и пойдет.

— В какой институт?

— В какой приглянется.

— В садоводческий, что ли?

— А хоть бы и так.

— Вот я и говорю, что ты ему голову задурил своим садом. Из парня хороший машинист бы вышел, смена отцу…

Старик сел к столу, достал из кармана табакерку и постучал ногтем по крышке.

— По-твоему, лучшего ремесла нет на свете, как машинист, — с усмешкой сказал он и шумно потянул носом.

— Есть, а только не садовод.

— А чем плохо быть садоводом?

— Баловство, — спокойно сказал Степан Васильевич.

Это возмутило старика. Он резко встал и ушел, сердито хлопнув дверью.

Около костра, на чурке, сидел белоголовый мальчик. На вид ему было лет тринадцать. Большой еловой веткой он глушил язык пламени, чтобы костер не горел, а дымил. Всё лицо и руки его были перемазаны копотью. От дыма глаза слезились, и он постоянно фыркал носом, вытирая его рукавом куртки.

— Сколько градусов, дед? — спросил Ваня, услышав приближающиеся шаги.

— Семь градусов плюс, — сказал старик и закашлялся. — Ну и дыму мы напустили, Ванюшка! Не тронь костер-то, пускай разгорается.

Он сел на ящик рядом с внуком, и оба стали наблюдать, как из-под веток весело выбрались огоньки и с треском побежали наверх.

— А на восходе солнца температура не упадет? — с тревогой спросил Ваня. — Помнишь, как в прошлом году?

— Нет. Теперь ничего. Скоро солнце взойдет. Видишь, как светло стало.

Костер начал гудеть поднимай кверху снопы искр. Стало жарко.

— Зря мы с тобой ночь промаялись, — сказал старик, переставляя ящик подальше от огня. — Меня тишина спутала… Небо ясное, и тихо. Всегда в такую погоду утренники бывают.

Мальчик молчал, думая о своем. Он не жалел, что провел бессонную ночь в дыму. Всё равно в такую ночь, когда яблони в цвету, он бы не мог спать спокойно, опасаясь заморозка.

— Послушай, что я тебе скажу, Ванюша, — начал старик, как-то особенно ласково. Так он разговаривал с деревьями, когда резал ветки для прививки или удалял ненужные. — Умные люди решили для всех трудящихся хорошую жизнь построить. Чтобы жили они в довольстве, уважали друг друга… Чтобы ни в чем недостатка не имели. Ты слышишь меня, внучок?