Николай Богданов - Когда я был вожатым. Повесть

Пас его Васька с рассвета до заката. В полдень бабы, приходящие доить коров, приносили ему скудный завтрак.

Был он тощ, нескладно длинен, с унылым вытянутым лицом. Один его вид сразу вызывал жалость.

Однако были у Васьки и другие качества, которые приковали сердца ребят: он удивительно громко умел щелкать кнутом.

Этот длинный кнут, толстый в начале и утончающийся к концу, слушался только своего хозяина: покорно свивался у его ног колечком, вдруг, по мановению его руки, развивался и, как выстрел, щелкал перед носом сунувшейся в огород коровы, осаживая ее в стадо.

А в руках наших ребят вел себя словно какое-то коварное злобное существо: то обвивался змеей вокруг туловища, то больно хлопал по ушам. И уж никак не хотел щелкать.

Умелое владение пастушеским кнутом придавало Ваське в глазах ребят какое-то особое, ни с чем не сравнимое, преимущество и позволяло поглядывать ему - деревенскому - на городских свысока.

Ребята начали разговаривать с ним как-то заискивающе и чересчур многословно, а он с ними не разговаривал, а только изрекал. И его дикие, деревенские глупости звучали как непререкаемые истины.

Выяснив, что он круглый сирота, что кулак его нещадно эксплуатирует, что он неграмотный, суеверный и не разбирается в политике, наши пионеры загорелись желанием сделать его сознательным.

Особенно поразило ребят, что этот батрачонок любит своего эксплуататора-кулака.

- Вася, ну неужели ты его любишь больше, чем Советскую власть?

- А как же, чего мне власть, какая от нее сласть! А он меня кормит.

- Так ведь ты на него работаешь!

- А чего же не работать, я здоровый.

- Он тебе не дает учиться.

- А мне и не хотца.

- Он тебе и денег за труд не платит.

- А мне они зачем? От них одно баловство.

- Так он же тебя бьет!

- Значит, надыть. Меня и мамка била.

Вот, поди-ка, поговори с ним!

Ребята дрожали от негодования, встретив такого несознательного батрака.

Много душевных сил потратили на его перевоспитание, и все напрасно. Не помогли никакие подходы. Решили показать ему Москву, свозить в театр в воскресенье.

- Вася, ты в театре никогда не бывал? Поедем с нами.

- Чего я там не видал, я лучше в церкву пойду.

- Ну, театр же лучше, там настоящие артисты.

- Я их не знаю… Мне в церкви веселей: там девки, бабы в хору поют - все знакомые.

На все у него был свой ответ. Свое твердое убеждение.

И, сколько его ребята ни прикармливали, ни приваживали, волчонком смотрел. По-видимому, кулацкое влияние на него было сильней нашего.

Ему очень нравилось дразнить нас. Угостят его ребята конфеткой или печеньем - примет с удовольствием. А когда съест, сядет на крутом обрыве овражка над ручьем и начнет частушки петь:

И дальше какую-то бессмыслицу, по его мнению, очень для нас обидную.

Ну просто не парень, а заноза! И что с него возьмешь - батрачонок, даже отлупить как-то неловко.

Пытались прогонять, а он в ответ:

- Не имеете права - земля теперь общая. И где хочу, там и топчу.

Пытались унимать, а он свое:

- Слобода слова, чего хочу, то и кричу!

Такие противные ребята и мне редко встречались. При одном его виде у меня надолго портилось настроение.

Вскоре наше вольное, сказочное житье вошло в норму. Звонкий горн играл по утрам побудку, по вечерам отбой. Ребята четко строились на линейке к подъему и спуску флага. Мы выработали распорядок дня, применяясь к обстоятельствам. Тут были и физзарядка и беседы у костра, предусмотренные планом райбюро пионеров, а были и не предусмотренные правилами, но весьма необходимые дела.

В моем понятии не совсем укладывались такие «мероприятия» пионерской жизни, как прогулки и экскурсии. Ведь это не барышни и кавалеры, чтобы прогуливаться так, для развлечения, а пионеры. Никогда в своей жизни я не бродил среди природы просто так, чтобы на нее полюбоваться. В луга ходил на покос, в поле - на пахоту, в лес - по дрова, по грибы, на речку - рыбу ловить.

Чего же бродить попусту? Интересно с какой-то целью.

Скукой веяло на меня от многих экскурсий, когда тебя водят и показывают: это вот то-то, а это вот то-то. Интересно что-то узнавать самому, в действии.

К действенному познанию окружающего привела нас сама необходимость. На третий или четвертый день у нас вышел весь хлеб. Быстро истощились чай, сахар, конфеты и прочие запасы, захваченные из дома.

На свежем воздухе ребята оказались такими прожорливыми, что убыль захваченного с собой продовольствия превзошла все ожидания. До воскресенья нам не дотянуть.

- Что делать, как же быть, дядя Миша?

- Еще здесь пожить так хочется!

Михаил Мартынович ласково посмотрел на самых наших заботливых звеньевых - Риту и Шарикова - и сказал:

- В подобных случаях во время гражданской, когда наши отряды отрывались от своих баз, нам предписывалось изыскивать продовольствие на месте.

- Ну, как это делалось?

- Очень просто - продовольствие для людей и коней добывали наши фуражиры, специально выделенные, очень боевые, сметливые, ловкие бойцы. Мне, как имеющему каторжный бродяжий опыт, не раз поручали водить отряды фуражиров. У меня действительно такое было чутье, что мой нос за три версты на запах печеного хлеба приводил. Избу, в которой хлебы пекли, я издалека отличал.

- И я, и я! Я вчера почуяла, как вкусно печеным хлебом пахнет! - Рита покрутила носом.-Ну, прямо даже голова закружилась.

- Это в совхозе,- подтвердил Шариков.

- Найти еду это не хитро,- сказал Котов,- а вот как ее взять…

- А вот тут и начинается политика и дипломатия. Помните, как отставной солдат у жадной старухи суп из топора варил? Как пастушок в таком же случае действовал: «Бабушка, подлей молочка, видишь, каша остается», а потом: «Бабушка, подложи кашки, жалко молоко зря оставлять»… Конечно в гражданскую войну у чужих мы и силой брали, а у своих умели попросить: «Мы вас от белых спасаем - добываем вам землю и волю, так вы нас покормите», «На некормленых конях разве мы беляков догоним?» Ну, и выручал народ. И спрятанное врагами помогали найти, и свое последнее отдавали.

- Так ведь то гражданская война!

- Теперь за так не дают, даром не выпросишь.

- Так и мы не даром, штыком и клинком работали… Попытка - не пытка, давайте попробуем. Пошлем на разведку наших фуражиров.

- Пионеры-фуражиры? Идет, ой, как интересно!

Первый отряд наших фуражиров повел на разведку сам дядя Миша.

И, конечно, не оплошал. Из первого же похода наши фуражиры явились с четырьмя буханками свежего черного хлеба. На его неотразимо вкусный запах сбежался весь отряд.