Ксения Драгунская - Кот Барбосный. Весёлые рассказы

– Да! – крикнула Оля, задрав голову, а Тимофей молча кивнул.

Подействовало. Чёрные тучи стали лететь помедленнее, а потом вообще кончились.

Небо посветлело и как будто поднялось, и в белизне тёплым пятном проглядывало солнце. От мокрой травы, от дороги и особенно от озера поднимался туман…

– Ну, пошли с нами обедать? – пригласил папа.

– Мне у чужих не разрешают, – нахмурился Тимофей.

– Ну, будь ты другом, думаешь, мне сильно весело с одними девчонками? Сядем на улице, под сосной, как люди…

Это папа нарочно сказал, чтобы Тимофей не боялся, что заставят разуваться.

– Не разрешают, – покачал головой Тимофей.

– Тогда до следующего раза, – решил папа.

За обедом бабушка просила Олиного папу:

– На какое число намечен наш переезд в Москву? Всё-таки, уже конец августа, Оленьке скоро в школу.

Оле тут же есть расхотелось.

А папа посмотрел на бабушку и на маму и сказал с удовольствием:

– Ни на какое. Понимаете? В Москву нам теперь ехать не за чем. Что там делать? Работы у меня больше нет, банк лопнул, вы это прекрасно знаете.

Папа встал из-за стола и принялся ходить по веранде, а мама и бабушка, как кошки, следили за ним глазами.

– Теперь мы будем жить здесь, потому что деньги быстро кончаются, а в Москве жить дорого. Прекрасно помню, что вы, милые дамы, возражали против покупки деревенского дома. Вам дачу в Черногории подавай. Зато теперь-то как хорошо! Мы будем жить в деревне. Чтобы сэкономить на бензине, будем ездить на великах. А потом вообще машину продадим. «Ниву» купим, вот. Не машина – зверь! Разведём большой огород… В школу Оля здесь будет ходить.

– Ура! – завопила Оля. – Тётя Ира добрая!

Действительно, учительница начальных классов в деревенской школе была очень добрая и красивая, не то что Олина учительница в Москве, похожая на старого накрашенного карлика с большими зубами.

– А я буду ходить по дворам, помогать, кому что надо. Может, повезёт, на лесопилку возьмут. А то песни могу петь на площади перед магазином. Ты, Дашенька, научишься плести лапти и валять валенки. Вы с Олей ещё можете собирать ягоды. А Иннессу Вадимовну посадим у магазина продавать ягоды, валенки и лапти богатым дачникам из Москвы. У неё вид жалобный, все покупать будут, бедную старушку поддержать.

Бабушка, считавшая себя девушкой, поджала губы.

– Ага, – сказала мама. – Тут уже был блаженный Пролетарий какой-то. А ты, значит, следующий? Блаженный Банкирий, что ли?

– Ничего смешного, Дашенька, – строго сказал папа и сел за стол. – Иди в Интернет, пока деньги на счету не кончились, и смотри, как лапти плести.

Мама хотела обидеться, но посмотрела в окно и удивилась:

– А это ещё кто?

Собаки у Оли не было, и никто из обедающих не заметил, что под окнами возле крыльца стоит парень в брезентовой штормовке и в забинтованной руке держит большую бутылку с мутноватой жижей.

Папа тоже посмотрел на парня, не понимая, но встал из-за стола и вышел на крыльцо и поздоровался с парнем за руку.

– Чего ты, земляк? – спросил папа.

Парень застенчиво улыбнулся и молча показал папе бутылку.

– Чудно́й ты! Я по жизни не больно-то выпиваю и тебя в первый раз вижу, – сказал папа. – Иди своей дорогой, не обижайся.

Парень потоптался у крыльца и ушёл. Папа сел обедать дальше. А Оля вспомнила:

– Пап, да это же с лесопилки, ты его в больницу возил, помнишь? Ну, ты однажды в пятницу вечером приехал, мы только ужинать сели, а тут девушка прибежала, плачет, говорит, брат руку на пилораме порезал, а в больницу отвезти некому, потому что пятница, вечер, и все уже никакие. Помнишь? А ты говоришь, да, конечно, отвезу, а бабушка говорит, отбивнушки остынут, а ты говоришь, что же, пацану из-за моих отбивнушек без руки оставаться? Ну, помнишь? И ты его в больницу возил, и там ждал ещё, пока ему руку зашьют, и обратно привёз.

– А! – вспомнил папа, посмотрел в окно и увидел, что парень идёт обратно, и вместе с ним идёт дядька постарше, точно такой же и в такой же штормовке.

– Батю привёл, – догадался Олин папа. – Ничего не попишешь, надо уважить.

И встал из-за стола, чтобы выйти на крыльцо.

– Митя, – очень чётко сказала мама. – У тебя гастрит.

Папа вышел на крыльцо, поздоровался за руки с обоими и сказал:

– Не могу, братцы. Доктора не велят. Ты вот руку подлечил, а мне тоже организм подлечить надо. Никак не могу. К тому же, – папа оглянулся на дверь и сказал потише: – Дома жена с тёщей.

Двое переглянулись и ушли.

Папа вернулся к столу.

– Митя, – опять очень чётко сказала Олина мама. – Не вздумай пить вот это вот, что у них в бутылке. Спроси сначала, из чего у них оно.

– И есть ли разрешение санэпидемнадзора, – прибавила бабушка.

– Угу, – сказал папа. – И рекомендовано ли это программой Елены Малышевой.

Оля увидела, что двое в штормовках опять идут к крылечку, а с ними идёт…

– Папа, это же дядя Лёша Осипов! – обрадовалась Оля. Она давно хотела познакомить папу с дядей Лёшей, ей казалось, что они подружатся. – Это же папа Святослава, Аньки и Машки! У них самый красивый дом с башенками и балкончиками, резной, прямо теремок, и всегда навалом живности, даже лисёнок однажды жил, и дядя Лёша мне разрешил его погладить! Ну я тебе столько раз рассказывала! Папа!!!

Папа в третий раз вышел на крыльцо.

– Прости, хозяин, одичали они на своей лесопилке, – стал объяснять дядя Лёша. – Пришли спасибо говорить, а сами молчат, как упыри. Нет бы сказать по культурке – выпьем, мол, Дмитрий Маркыч, за здравие раба Божьего раздудуя Антония и за его трудовую руку, которая уцелевши, Дмитрий Маркыч, только благодаря твою человечную отзывчивость.

Папа опять поздоровался за руки, теперь уже с троими, и, обернувшись в дом, крикнул нарочно густым басом:

– Дарья! Накрывай в беседке!

А в калитку уже входила тётя Марина, дяди Лёшина жена, мама Святослава, Машки и Аньки. С миской горячей картошки и банкой огурчиков.

– Ну, вы молодцы, додумались среди бела дня людям на голову свалиться, да без закуски… Оляна, а ты что не заходишь, у нас опять щенята новые подоспели…

Новые щенята! Тут одного щенка за всю жизнь не выпросишь, а в деревне старых, весенних щенков ещё толком не раздали, и тут уже новые… Вот жизнь в деревне, вот везуха!

Поговорить с тётей Мариной вышла и Олина мама, и скоро все, кроме бабушки, уже сидели в беседке под сосной.

– А мы теперь всегда здесь жить будем, – сказал папа. – Накрылся мой банк бордовой шляпой…

– Да! – похвасталась Оля. – Мы с мамой будем лапти плести, а папа по дворам ходить помогать или песни петь у магазина…

– Ой, да прям… – махнула рукой тётя Марина. – Да вас хоть сейчас на пилораму возьмут! Или в школе работать можно. Вы же и иностранный, и алгебру, и информатику… Работы хоть отбавляй! Это кто делать ничего не хочет, говорит, что в деревне работы нет.