Константин Курбатов - Чуть-чуть считается

– Вот теперь получится по-честному. С кем Светлана захочет, с тем и пойдёт на концерт. Пусть сама выбирает. А то Иван Грозный больно хитренький. Правда, мальчики, больно хитренький?

– Правда, правда, – сказал Витя. – Бежимте давайте скорее домой. Меня ведь там папа совершенно заждался. Я ему только скажу про подшипник, портфель оставлю и сразу – обратно. Вот папа обрадуется, когда узнает про подшипник! Папе теперь даже и ни к чему в магазин ехать.

– А если тебе, Агафонова, родители не отдадут билеты? – поинтересовался Федя. – Что тогда? Вдруг они сами решат идти?

– Ну, мальчики! – удивлённо постучала себе пальцем в лоб Люба. – Неужели вы ничего не сообразили? Да нету у нас дома никаких билетов. Я нарочно про них придумала, чтобы всё получилось по-честному. Вы же сами говорили, что это не по-честному, когда один Светлану приглашает, а другой не приглашает.

– Чего-о? – оторопел Витя. – Кто говорил? Как… нету? Да ты что? Издеваешься?

В воздух взлетел пузатый портфель, готовый опуститься на Любину голову. Но Федя, как всегда, оказался рыцарем. Он прикрыл Любу и сказал:

– Есть у неё, есть. Пошутила она.

– Пхи-и! – фыркнула за Фединой спиной Люба. – Да правда, мальчики, нету. Честное пионерское. Но я почему так сказала дяденьке Андрюшеньке? Потому что пока он ездит за подшипником, мы сейчас сбегаем в театр и купим два билетика. Вот увидите, как мы их живенько купим.

– Уй, Агафончик! – взвыл Витя. – Чего же ты со мной совершила?! Как я теперь папе на глаза покажусь? Билеты! Где ты сейчас достанешь билеты? Их уже месяц назад распродали.

– Достану, – заверила Люба. – Я знаю, как их доставать. Пошли в Старый театр, и увидите.

Витя взорвался. У него даже слезы на глазах выступили.

– Никуда я не пойду! – заорал он. – Я же папе обещал сразу после четвёртого урока. Слово давал! А теперь? Ты знаешь, почему уходят пароходы?

– Псих ненормальный, -сказала Люба. – А почему у парохода дым из трубы идёт, ты знаешь? Потому же по самому. Подшипник не мне нужен и не Феде. Получается, мы с Федей пойдём для тебя билеты доставать, а ты домой побежишь. Потому что у тебя пароходы на уме. И шарики за ролики заскочили. Так, что ли?

Поддать бы Любе как следует за ненормального психа, за шарики, за ролики и за пароходы. Но ведь с другой стороны, подшипник-то действительно нужен не Любе с Федей. Вот положеньице! Чего тут Вите оставалось делать? Ничего ему не оставалось. Он только и сказал со вздохом:

– Ладно, Агафончик. Но не достанешь билетов, смотри…

– Куда смотреть? – поинтересовалась Люба.

– Вот сюда, – показал ей кулак Витя. – Как тресну в лоб по затылку, так и ухи отвалятся.

– Нужно говорить не «ухи», а «уши», – серьёзно поправила Люба.

А Федя Прохоров похлопал глазами и спросил:

– В лоб по затылку? Как это можно – сразу и в лоб, и по затылку?

Город, где жили ребята, строили ещё купцы. В центре города стояли похожие на крепостные стены белые гостиные дворы. На просторной площади, над самым красивым из старинных зданий взметнулась в небо, словно маяк, пожарная, с белыми колоннами, каланча.

Старый театр, где давали концерт москвичи, строили тоже купцы. От школы это недалеко. Через площадь, мимо «пожарки» и прямиком через сквер с круглой чашей фонтана.

У входа в театр висела цветная афиша: поющая женщина с обнажённым плечом. Сзади женщины расплывчато виднелись гитарист и трубач. Внизу от руки чернильная приписка: «Только один день».

Рядом с афишей – на деревянных столбиках – доска-стенд с надписью крупными накладными буквами: «Они мешают нам жить». Сюда помещали фотографии разных городских пьяниц и хулиганов.

– Погодите, мальчики, – сказала Люба. – А сколько у нас денег? Про деньги-то мы и не подумали. Может, нам и не на что билеты покупать.

– У меня… семь копеек есть, – полез в карман Витя.

– Семь, – хмыкнула Люба. И с гордостью объявила: – А у меня целых три рубля. Даже ещё с копеечками. Ещё двадцать четыре копеечки у меня. А у тебя, Прохоров?

Федя Прохоров задумался. Посмотрел на афишу с чернильной припиской, пошевелил толстыми губами. Наконец пробурчал:

– Откуда у меня деньги-то? Нету у меня ничего.

– Пхи-и! – фыркнула Люба. – Так чего же ты, Прохоров, раздумывал столько? Ну, Прохоров! Ладно, мальчики, мы, может, и тремя рублями обойдёмся. Попросим билеты, которые подешевле. Значит, так: ты, Витя, скажешь папе, что заплатил дяденьке Андрюшеньке за подшипник два рубля. Двух хватит, правда? Скажешь, взял у меня в долг и заплатил. Хорошо? А потом мне вернёшь. Чтобы всё было по-честному. Правда, так будет по-честному?

В мрачноватом и прохладном вестибюле театра висели старинные фонари. Высокие и узкие, как бойницы, окна с решётками пропускали мало света. Ребячьи шаги по выщербленным известковым плитам гулко отдавались в пустом сводчатом помещении.

К окошку кассы с полукруглым вырезом в стекле над деревянной полочкой подошли робко. Люба впереди, мальчики – за ней. Привстав на цыпочки, положили подбородки на полочку.

За стеклом на фоне театральных афиш сидела тётя в очках и вязала шерстяной носок. Перед ней красно светился круглый электрический рефлектор-обогреватель.

– Чего вам? – спросила тётя, отодвинув в стекле фанерный щиток.

– Нам, тётенька, два билетика нужно, – жалобно протянула Люба. – Всего два. Хоть каких-нибудь, самых плохоньких. На сегодня.

– На сегодня? – удивилась тётя. – И всего два? Скажите пожалуйста. Да откуда они у меня? И маленьких детей вечером всё равно не пускают.

– Так это не нам! – обрадовалась Люба. – Ну пожалуйста, милая тётенька. Мы вам будем не знаю как благодарны. Тут, понимаете, из-за этих двух билетиков может решиться судьба одного очень замечательного человека. Поищите там, пожалуйста, у себя два билетика, милая тётенька!

Люба выпрашивала так жалобно и убедительно, что, казалось, отказать ей не было никакой возможности. Витя с Федей и не подозревали в ней такого таланта.

Однако талант Любе не помог.

– Да русским же языком сказано, нету билетов! – возмутилась тётя и задвинула обратно фанерный щиток. – Идите отсюда!

К выходу, понуро волоча портфели, ребята поплелись с опущенными головами. Домой Витю больше уже не тянуло. Про дом и папу вообще страшно было подумать. Пароход, считай, давным-давно ушёл. И как теперь посмотреть в глаза папе, Витя не представлял. Немного, правда, теплилась надежда на подшипник. Дядя Андрюша должен же был принести подшипник. Он ведь и не подозревал, что Люба могла наврать такое про билеты.

Только принесёт дядя Андрюша подшипник, что же ему говорить? Как ему объяснить про билеты?

В сквере перед театром бил фонтан. Сквер окутала нежно-зелёная дымка. Это распускались на деревьях листья.