Аркадий Гайдар - Библиотека мировой литературы для детей, том 23

«Улица младшего сына» (написанная в содружестве с М. Поляновским) — документальная повесть, посвященная пионеру-партизану Володе Дубинину, погибшему в годы Великой Отечественной войны.

Повесть удостоена Государствеиной премии.

И как непохожа на «Вратаря республики» насыщенная печальным лиризмом повесть «Ранний восход» — о юном Коле Дмитриеве, рано погибшем художнике. Нечто левитановское видится в самом писательском акварельном почерке, живописном и мягком. Понятие об искусстве, как о прекрасном, раскрывается в этой книге умно, задушевно, тонко. Повесть написана чисто и ясно, кажется, будто писалась она сразу набело, единым дыханием. Перед нами предстает новый Кассиль, совершенно не похожий на автора бурной, озорной, гротесковой, сатирической «Швамбрании».

Писатель работает и в драматургии. С успехом идут в детских театрах спектакли: «Блуждающая школа», «Брат героя», «Дорогие мои мальчишки». И восторженным приемом у юных читателей и зрителей пользуются повесть и спектакль, поставленный по этой повести, «Будьте готовы, Ваше высочество!» — об интернациональном воспитании, о дружбе детей всех народов.

С воодушевлением и радостью следили и читатели, и писатели, и педагоги за творчеством Льва Кассиля. И вдруг смерть, неожиданная, обидная, в полном расцвете творческих сил, на пороге новых, озаренных опытом всей жизни, открытий. И не стало еще одного чародея детской литературы…

Родился Лев Абрамович Кассиль в семье врача и учительницы 10 июля 1905 года в городе Энгельсе, бывшая Покровская слобода, умер в Москве 21 июня 1970 года. Канва его жизни не столь уж богата событиями, но это был человек глубокого внутреннего содержания, мужественный и стойкий в своих революционных убеждениях. Преданность делу коммунистического воспитания юных поколений выражена в его творчестве, в его книгах, пьесах, кинофильмах. Каждый должен сражаться за Родину социализма, за ее прекрасное Сегодня и великое Будущее — таков символ веры писателя-гражданина.

Как рядовой боец он был всегда на посту мужества, всегда там, где шла борьба за честь и свободу против зла и насилия.

Так, вместе с волонтерами отправился он в сражающуюся Испанию, случайно избежав гибели, когда крейсер-пират «Канариас» потопил теплоход «Комсомол». В годы Великой Отечественной войны был военным корреспондентом на флоте. Смело, убежденно выступал за честь нашего Отечества, отбивая наскоки антисоветчиков, когда летал за рубежи вместе с нашими спортивными делегациями как репортер и комментатор соревнований.

Его поступки в быту и в общественной деятельности носили характер рыцарства, свойственный высокой интеллигентности советского человека. Сама внешность его отличалась благородством — высокий лоб, большие светящиеся глаза, умная улыбка, располагающая к общению. Высокий, статный, его узнавали на улицах и доброжелательно приветствовали. Обаяние его личности было столь велико, популярность столь широка, что юные читатели, считая его главным детским писателем, адресовали письма: «Москва, Кремль, Льву Кассилю». И это было символично: по высокому адресу прописана наша советская детская литература; ее блистательным свершениям во многом содействовало творчество писателя Льва Кассиля.

Книги Аркадия Гайдара и Льва Кассиля живут и радуют миллионы юных сердец. Это маяки нашей детской литературы, их лучезарный свет распространяется по всей планете, даря молодости слово Добра, Правды, Мужества.

Николай Богданов

Городок наш Арзамас был тихий, весь в садах, огороженных ветхими заборами. В тех садах росло великое множество «родительской вишни», яблок-скороспелок, терновника и красных пионов.

Через город, мимо садов, тянулись тихие зацветшие пруды, в которых вся хорошая рыба давным-давно передохла и водились только скользкие огольцы да поганая лягва. Под горою текла речонка Теша.

Город был похож на монастырь: стояло в нем около тридцати церквей да четыре монашеских обители. Много у нас в городе было чудотворных святых икон, но чудес в самом Арзамасе происходило почему-то мало. Вероятно, потому, что в шестидесяти километрах находилась знаменитая Саровская пустынь с преподобными угодниками и эти угодники переманивали все чудеса к тому месту. Только и было слышно: то в Сарове слепой прозрел, то хромой заходил, то горбатый выпрямился, а возле наших икон — ничего похожего.

Пронесся однажды слух, будто бы Митьке-цыгану, бродяге и известному пьянице, ежегодно купавшемуся за бутылку водки в крещенской проруби, было видение и бросил Митька пить, раскаялся и постригся в Спасскую обитель монахом.

Народ валом валил к монастырю. И точно — Митька возле клироса усердно отбивал поклоны, всенародно каялся в грехах и даже сознался, что в прошлом году спер и пропил козу у купца Бебешина. Купец Бебешии умилился и дал Митьке целковый, чтобы тот поставил свечку за спасение своей души. Многие тогда прослезились, увидев, как порочный человек возвращается с гибельного пути в лоно праведной жизни.

Так продолжалось целую неделю, но уже перед самым пострижением то ли Митьке было какое другое видение, в обратном смысле, то ли еще какая причина, а только в церковь он не явился. И среди прихожан пошел слух, что Митька валяется в овраге по Новоплотинной улице, а рядом с ним лежит опорожненная бутылка из-под водки.

На место происшествия были посланы для увещевания дьякон Пафнутий и церковный староста купец Синюгин. Посланные скоро вернулись и с негодованием заявили, что Митька действительно бесчувствен, аки зарезанный скот; что рядом с ним уже лежит вторая опорожненная полбутылка, и когда его удалось растолкать, то он, ругаясь, заявил, что в монахи идти раздумал, потому что якобы грешен и недостоин.

Тихий и патриархальный был у нас городок. Под праздники, особенно на пасху, когда колокола всех тридцати церквей начинали трезвонить, над городом поднимался гул, хорошо слышный в деревеньках, раскинутых на двадцать километров в окружности.

Благовещенский колокол заглушал все остальные. Колокол Спасского монастыря был надтреснут и поэтому рявкал отрывисто, дребезжащим басом. Тоненькие подголоски Никольской обители звенели высокими, звонкими переливами. Этим трем запевалам вторили прочие колокольни, и даже невзрачная церковь маленькой тюрьмы, приткнувшейся к краю города, присоединилась к общему нестройному хору.