Юрий Вебер - Профиль невидимки

По путевке горсовета пришел из детдома на Златоустовский завод долговязый, неприкаянный юнец Виктор Гордеев, круглый сирота. По счастливой случайности, он попал в инструментальную мастерскую. Особое место на заводе, отличное от остальных. Там слесари-лекальщики небольшой замкнутой группой сидели в новой пристройке - довольно сносные, освещенные хоромы, резко выделявшиеся среди мрачной тесноты других цехов.

- Будешь подметать, - сказал ему сумрачно главный мастер и отвернулся.

Вот вам и учеба по старинке, несмотря на то, что шел уже шестой год революции. Учеба, которую не знает теперь наша молодежь, окруженная помощью ремесленных и технических училищ, цеховых курсов, школ мастеров.

Вместо инструментов - метла. Вместо изучения специальности - «Эй, Витька, сбегай!», «Эй, Витька, подотри!». .. И так из месяца в месяц, долгие месяцы.

Лекальное дело считалось тогда особой привилегией. Сюда не очень-то допускали «чужаков». Тонкая, красивая специальность была фамильной, переходя из рода в род, когда приемы и секреты дед передавал отцу, а отец - сыну. Ею владели целые семейства, как наследством. А этот бездомный Витька тоже еще куда захотел.

Заманчивое дело оставалось для него запретным. Только издали мог он приглядываться к тому, что совершалось там, за рабочим столом, под руками этих придирчивых, насмешливых и удивительно искусных людей. «Эй, Витька, чего уставился!» Все, казалось, было рассчитано на то, что малец не выдержит, уйдет.

Но он все выдержал, не ушел, хотя никто не знает, сколько было там слез, тихих, глухих, на ночной койке рабочего общежития.

Наконец даже эта стена профессионального отчуждения растаяла перед горячим стремлением Виктора Гордеева. «Упорный, чертенок!» - похвала немалая в устах старых лекальщиков. Его допустили к верстаку. Замирая от радости и страха, стоит он перед своим первым учителем, едва понимая, что тот ему объясняет. Старик говорит ровно, спокойно, но Гордеев каждое слово его воспринимает как гром небесный, Федор Федорович Жижин - почетный лекальщик Златоуста. В городе он был личностью знаменитой и приезжал на завод на собственной лошади. Его слово было самым веским для всей окружающей братии, а его мнение о работе - как приговор окончательный.

- Сделай сначала себе инструмент, - говорит старик. - Каждый лекальщик должен это уметь.

С тех пор Виктор Павлович Гордеев на всю жизнь сохранил верность своей избранной и так тяжело доставшейся ему профессии. И всю жизнь он бережет у себя дома, при всех переездах и при всех переменах, эти два самодельных инструмента далеких Златоустовских лет -лекальную линейку и лекальный треугольник. Он привык дорожить своим рабочим местом и своим умением лепить руками вот этакий ажур.

Ручной труд? Автор зовет нас в прошлое? В наш-то век механизации, автоматики и кнопок управления!

Но автор не видит тут никакого противоречия. Да, ручной труд, только смотря какой. Рука человека способна еще на многое и сегодня, и завтра, в грядущие времена самой изощренной техники. Не там она нужна, где бесконечно повторяются одни и те же однообразные движения. Там, ясно, должен быть механизм. Но там, где создается новое, где впервые складываются черты еще небывалых устройств, - там не обеднеет роль человеческой руки. Первый образец! Это всегда останется в технике живым, одухотворенным актом, как и любое творение в искусстве. Чем хитрее и тоньше станут всякие механизмы, автоматы, заменяющие ручной труд, тем больше потребуется от руки, их создающей. Рука человека тоскует по мастерству. Лишить ее этой возможности - не значит ли и обеднить самый род человеческий?

Нет, не прошлое и не уходящее представляется нам в этой фигуре слесаря, склоненного над кропотливой работой. То, что делает он сейчас своими руками за грубым, неказистым верстаком, устремлено в будущее и должно открыть то, чего не знала еще наша техника точных измерений. Новый необычайный прибор. Но осуществить это новое надо вот так, копаясь руками, именно руками, в какой-нибудь мелкой мелочи вроде этого ножа и призмы для подвеса иглы.

А что такое «мелочь» в такой работе?

Потребовалась очень тонкая пружинка, чтобы она подтягивала призму к ножу. Мелочь? Но в цехе не оказалось подходящего пружинного волоска - нужно толщиной всего в десятую дольку миллиметра. Отдел снабжения? Там тоже ответили, что такого волоска нет. Ох, как часто слышит заводской конструктор это равнодушное «нет», за которым ничего не следует! Волоска нет, и работа не может быть закончена, и ничего нельзя испытать, проверить из-за отсутствия стальной паутинки.

Снова надо самим где-то раздобывать. И лишь когда Клейменов принес крохотный моточек, стремящийся все время, как блошка, прыгнуть и ускользнуть меж пальцев, работу можно было продолжить.

Вдвоем с Гордеевым, вооружившись лупами, пытаются они навить из капризного волоска микроскопическую карликовую пружинку. А потом надо было еще продеть кончик ее в ушко и закрепить узлом, когда все отверстие-то меньше точки на бумаге! Занятие, похожее на шитье невидимой ниткой. Даже у Гордеева начинали от такого «шитья» дрожать руки. Тогда вступал Клейменов. А руки у него в работе и в самом деле недурные, даже по понятиям лекальщиков.

Ну вот, готово и это. Вся система подвеса собрана вместе. Маленькое коромысло покачивается на ножевой опоре. На одном конце - алмазная игла. Другой конец пляшет перед парой электрических катушек, расположенных так, как предлагал по своей схеме Бояров. Теперь все это в целом именуется датчиком: он должен подавать сигналы от гребешков.

Виктор Павлович осторожно накрывает готовую работу марлей и двумя пальцами вытаскивает из кармана папироску - пойти покурить. Он взглядывает в окно. Ба-а! Как изменился ландшафт, пока они тут со всем этим возились! Уже другой сезон наступает на заводском дворе, и как заметно облетели листья…

Даже предварительные испытания датчика показали, что подвес иглы по системе весов получился. Получился очень чувствительным, послушно на все реагирует. Клейменов снова надолго уткнулся в трубку микроскопа, испытывая давления иглы на новом подвесе. Гирька за гирькой… И он мог наконец радостно сообщить Георгию Ивановичу: давление самое нежное, игла не должна царапать. Важнейшее условие соблюдено. Система весов себя оправдала. Вопреки самым решительным запретам.

Был доволен и Бояров, вежливо высказав одобрение:

- Хорошо исполнено.

А спустя несколько дней он приехал на завод и сказал:

- Хорошо бы все-таки сделать иначе.

Ему нельзя было экспериментировать со всем этим в своей лаборатории - нет разрешения. Приходилось только рассуждать вот так, урывками, с карандашом, на бумаге. И все же он пришел к выводу: не совсем выгодно расположены катушки. Есть лучший вариант, новая идея. Катушки хорошо бы придвинуть поближе к середине, а ножевую опору с призмой поместить как раз между ними. Так лучше по «электрическим соображениям».