Лилия Сорокина - Третий лишний

— Леньку, конечно? — ехидно спросила Лариска.

— А как ты думала? Я без него просто жить не могу. Вот и сейчас мы пойдем к нему — он в черном списке. Не веришь?

Я достала и прочла: «1. Митракович Н. — три англ. 2. Рыбин Л. — два русск».

— Митракович зачем? Тройка — не двойка.

— Смеешься? Он в хорошисты пробивается. Вот сейчас, кстати, проверишь, как он сделал английский. Плохо — поможешь.

У Лариски блестяще шел английский. Она умудрялась заниматься в двух группах. Когда она говорила по-английски, у нее во рту перекатывалась горячая картошка. Прямо пар шел. Ни у кого так не получалось. Чем не стюардесса международных линий? Между нами говоря, она об этом мечтала. Только втайне!

— Интересно, — сказала Лариска, — учимся с Митрой третий год, а я его совсем не знаю. А ты?

— Знаю только, что его родители на материке, а он живет с бабушкой и дедом. Один раз был у нас дома — пришел узнать, что задали — не был в школе. Я пригласила его в комнату. Он сначала отказывался, потом прошел. Сел за стул, как пятиклассник, честное слово. Юрка — тот бы развалился — я не я… А этот как воробей. Но меня не это поразило. В комнату вошла моя сестрица и повела с ним светскую беседу. Спросила, как зовут, сколько лет, умеет ли он под бокс курицу стричь. Колька как услышал это — прямо чуть со стула не свалился. А потом он стал играть с Танькой. И проиграл часа два. Боже мой, что она с ним делала! Скакала на нем верхом, трепала за уши, колотила. Нахальная девчонка, а он все терпел.

— Что ж тут странного? — спросила Лариска. — Просто детей любит.

— Нет, маленький он какой-то, прямо ребеночек. Вот если поставить рядом тебя и его, между вами — пропасть. Никогда не скажешь, что тебе и ему — пятнадцать.

Коля жил в своем доме. Мы вошли во двор и первое, что увидели, было… маленькое хоккейное поле, расчерченное по всем правилам, с синей и красной полосами, с кругом посредине.

— Ты посмотри, Катя — и ворота есть.

Ворота, правда, напоминали разноцветные цыганские кибитки, довольно драные, или лоскутное одеяло.

— Давай прокатимся, а?

Мы перешагнули доски, которые огораживали поле, и попали в ледяную кашицу. Видно, каток недавно залили, и он еще не успел замерзнуть.

— Ой, испортили лед! — сказала я.

— Ничего, еще зальют, — успокоила Лариска.

Мы вошли в дом. Нас приветливо встретила бабушка — довольно молодая, очень худенькая женщина. Она спросила:

— Вы к Коле? Проходите, проходите.

В самой большой комнате, куда нас пригласили, увидели такую картину: пол-Кольки, причем не лучшая его часть, торчало из-под шкафа. Он что-то делал там руками — острые лопатки ходуном ходили по спине.

— Коля! — крикнула бабушка звонким девчоночьим голосом, — к тебе пришли. Вылазь!

— Сейчас, — приглушенно сказал Коля, но продолжал заниматься своим делом.

Бабушка легонько хлопнула его. Колька смешно брыкнулся и сказал:

Ну, щас, генерала слеплю!

В конце концов Колька вылез и увидел нас. Покраснел ужасно. Накинулся на бабушку:

— Баушка, ну что ты не сказала!

А вот и первые березы — высоченные, под самое небушко. Они растут прямо у Ленькиной калитки. Я остановилась около них перевести дух. Сердце бьется ужасно. Это не только от бега. Я волнуюсь, честное слово. Интересно, чем он занимается? Какие у него глаза? Что он мне скажет — самое-самое первое слово…

Попыталась заглянуть в окна, но они занавешены. Только тени движутся. Театр теней. Пытаюсь угадать, где его. Не могу. Стало светлее. В чем дело? Оказывается, луна краешком выглянула из-за облака. Ага, вот почему нет звезд. Постояла еще немного, полюбовалась березами. Сердце билось так же громко. Боюсь услышит, как войду.

Постучалась. Никто не отзывается. Толкнула дверь — открыто. Вошла в темные сени, ощупью нашла дверь в комнату. Постучала.

— Входите, входите! — ответил мужской голос.

Я вошла, поздоровалась. В комнате сидел худющий большой человек, похожий на Челкаша. Перед ним лежала раскрытая толстая книга.

— А Леня дома?

— Дома. Где ж ему быть?

Ленька крикнул из другой комнаты:

— Челкаш, кто там?

Я не поверила своим ушам. Отец увидел мое удивление и объяснил:

— Это моя домашняя кличка. Иди к нему.

Ленька сидел на табуретке, зажав между ног бесштанного карапуза. Это был, должно быть, его самый младший брат. А всего у них четверо детей. Ленька — старший. Жили они туго. Ленькин отец работал кочегаром в больнице, мать его там же, нянечкой. Ленька часто ходил на охоту не ради собственной забавы, он подкармливал семью.

Карапуз — мальчишка года полтора — изо всех сил пытался вырваться из Ленькиных ног.

— Что ты делаешь? — спросила я. — Отпусти его.

— Вот сейчас штаны надену.

— Тебе помочь.

Ленька изо всех сил старался показать, что его нисколько не трогает происходящее, но я видела, что он смущен.

— Ты чё пришла? — опросил он.

— Разве нельзя?

— Ах да, ты же «Скорая помощь» сегодня. Все в куклы играете.

Я почувствовала себя не в своей тарелке. Может, в самом деле — в куклы?.

— Лень, ты знаешь, у тебя двойка по русскому.

— Ну, знаю.

— Сочинение написал?

— Стой ты! Щас надену! — наконец он справился с штанами и выпустил братишку. — Написал.

— Давай проверю.

— Возьми домой, завтра принесешь, ладно?

— Ладно.

Я собралась уходить. Ленька вышел со мной в первую комнату, где сидел отец. Он читал книгу, не обращая на нас внимания.

— Что это он читает? — спросила я тихо.

— Конан-Дойля. Чем бы дитя ни тешилось…

— А тебе не нравится?

— Читать можно.

Мы помолчали.

— Ну ладно, я пошла.

— Подожди. Отец! Я выйду на минутку — посмотри за Вовкой.

Отец кивнул, не отрываясь от книги.

— Да ты книжку брось! Эдак не усмотришь.

Отец послушно закрыл книгу. Я попрощалась.

Мы вышли в темную-темную ночь.

— Ничего не вижу, — сказала я.

— Это после света. Давай маленько постоим, оглядимся.

Минуты через три проступили силуэты деревьев. Кое-где замерцали звезды.

— Видишь звезды? — спросил Ленька.

— Вижу.

— А это что?

Он показал на верхнюю пуговицу моего пальто. Я нагнула голову, а он легонько схватил меня за нос. Мы засмеялись.

— Пойдем, я провожу тебя. А то темно.

Сердце мое молчало. Я не помню, как оно успокоилось. Но мне все равно приятно было идти с Ленькой. Вот захочу — возьму его под руку…

— Угадай, у кого мы были с Лариской?

— Не знаю.

— У Кольки. И знаешь, что он делал? Солдатиков лепил.

— Колян, он такой. Мировой парень. Могила.

— Почему ж могила?

— Значит, железный, не продаст.

— А кто продаст?

— Не знаю.

— Юрка Дорофеев?

— С чего ты взяла?

— Мне кажется, вы ведете какие-то старые, давние счеты. А вот какие — не знаю.

Ленька помолчал. Вздохнул.