Лилия Сорокина - Третий лишний

Тут Маруся подала голос:

— «Перед генеральным сражением», а?

— А сражение будет? — спросил Серега Непомнящий, который имел привычку чуть ли не на все вопросы учителей отвечать одной фразой — «Какие двадцать копеек?», чем доводил их до белого каления.

— Здравствуйте, я ваша тетя! Непомнящий не помнит вчерашний день, — сказал Юра Дорофеев.

— Какие двадцать копеек? — сказала Лариска, и все засмеялись.

— Без сражения нам нельзя, без сражения мы проиграем, — сказала Маруся.

— Короче — останемся в дураках, — сказала я.

— Без дураков! — сказал Ленька Рыбин.

— Леня, молодец! — закричала Маруся и даже в ладоши захлопала — получились маленькие аплодисменты. — Отказываюсь от своего предложения. «Без дураков!» — вот так будет называться наш фотомонтаж. «Перед генеральным сражением» уж больно помпезно. А «Без дураков» — просто и мило.

— А что это значит? — спросила я.

— Это значит очень многое. Раз решили круто изменить свою жизнь — все, разговоров нет. Все работают на эту идею. Нет дураков, которые остались бы в стороне.

— Дорофеев, что же ты дремлешь — снимай.

— Ха-ха-ха! Я уж вас пять раз щелкнул.

А мы и не заметили.

— Подъем!

Начиналась трудная дорога.

Перед тем, как идти, Ленька посмотрел на часы. Начало восьмого.

— Недурно, — сказал Ленька. — Так. В десять будем на месте. Пока то да се. В двенадцать — прием пищи.

Потом опять то да се. В четыре тронемся. В семь — дома. Кто не выучил уроки вчера, есть возможность отличиться сегодня. Лично я не собираюсь.

Маруся услышала Ленькино бормотание.

— Леня, — сказала она, — неужели уху из царской рыбки, да еще тройную, как вы обещали, ты называешь «приемом пищи»? Принимать можно лекарство, а уху — хлебать да так, чтобы за ушами пищало.

Ленька улыбнулся как-то хорошо, рывком поправил за спиной рюкзак.

— Вы первый раз на рыбалку? — спросил он.

— Если честно — да. На Волге все как-то не приходилось, все больше загорала.

Мы уже знали, что Маруся из Волгограда. Там она родилась, там институт закончила.

— Мария Алексеевна, — сказала Лиза Горюшкина, — расскажите о своем городе. Он такой легендарный, такой известный…

— Ах, Бедная Лиза! Только без слез, пожалуйста! — передразнил Лизу Ленька.

— Почему вы ее так называете? — спросила Маруся.

— Под влиянием Карамзина, — сказал запыхавшийся Юрка Дорофеев. Он нас догнал и, как всегда, умно встрял в разговор. Ленька, конечно, ему возразил. Ленька сказал:

— Да чего там Карамзина. «Она его за муки полюбила, а он ее — за состраданье к ним».

— Чушь какая-то, — сказала Маруся. — Так что сказать вам о своем городе? Легендарный, известный. Туристы едут со всего света, чтобы поклониться Мамаеву кургану, Дому Павлова и мельнице. Впрочем, об этом вы слышали. Лучше все это увидеть своими глазами. Приезжайте! Приглашаю!

За разговорами мы не заметили, как дошли. Даже отдыхали мало, забыли полюбоваться городом — он так картинно раскинулся в долине, окруженный с двух сторон сопками. И всегда почему-то в дымке, даже если очень ясная погода. А денек сегодня — загляденье. Небо синело изо всех сил. Осень кое-где покрасила деревья, но еще несмело. Сейчас ведь середина сентября, а вот в октябре сопки — будто сплошные картины Левитана.

Рыбалка была как всегда — просто праздник. Мы пришли на место, где сложили свои пожитки и где потом развели костер. И на этот раз за сторожа осталась Бедная Лиза. Она боялась насаживать червяка на крючок, поэтому обычно всех просила об этом. Червячные услуги кончались одним — Бедную Лизу проклинали в душе, потому что она ужасно отвлекала и портила удовольствие, так что она сидела как миленькая около наших рюкзаков и не пикала. Чтобы не умереть от скуки, ей приходилось собирать хворост для костра. А когда уж очень-очень хотелось выловить рыбку, Бедная Лиза, преодолев отвращение и страх, все-таки бралась за удочку и забрасывала пару раз. Мы же делились на две группы, одна шла вверх по течению, другая — вниз. Считалось, что вверх по течению идут упрямые. В числе первых претендентов всегда были Ленька Рыбин и избранные. На этот раз он почему-то изменил своим правилам. Он сказал, обращаясь ко мне и Марусе:

— Дамы и господа! Айда со мной, если хотите, конечно.

Удить с Ленькой считалось большой честью, потому что у него был собачий нюх на самые клевые места. Юрка Дорофеев пошел, конечно, в противоположную сторону, пригласив с собой Лариску, и при этом так посмотрел на меня…

Сегодня или завтра, при удобном случае Юрка обязательно спросит меня, хорошо ли удилось с Ленькой. За этим вопросом последуют другие — целая серия. Юрка, будь здоров, умеет вытягивать жилы. Он выспросит все-все. И я, как дура, ему доложу до мельчайших подробностей. Спохвачусь тогда, когда Юрка начнет загадочно улыбаться, как сфинкс. Что это тебя так волнует Ленька, спрошу я. Он, наверное, что-нибудь ответит в своем трехсмысленном духе: «Пытаюсь решить психологическую загадку — почему тебе интересна такая личность, как Леонид Рыбин». Я чувствую себя глубоко задетой и не нахожусь сразу, что ответить. И Юрка смеется отвратительным смехом: ха-ха-ха-ха! А мне бы надо ему ответить так: «Ты уж лучше решай задачки по физике — это у тебя получается, а за эту не берись — зуб сломаешь». Такой ответ наверняка сразил бы Юрку, но вся беда в том, что он пришел мне в голову только сейчас.

С Ленькой же я общалась последний раз с неделю назад на географии. Мы сели с ним вместе и проиграли в балду. Правда, Юрка не знает, чем мы занимались, а то бы

он, наверное, сказал что-нибудь похлеще психологической задачки. Ну, ладно, сегодня буду умнее и не стану отвечать на дотошные Юркины вопросы — в конце концов я не подследственная! Но если у нас состоится разговор о записке, я, наверное, скажу об этом Юрке.

Брели мы вниз по течению часа полтора. На этот раз роль Бедной Лизы играла Маруся — она совсем не умела обращаться с наживкой, но это нас не раздражало. Наоборот, мы с Ленькой взяли над ней такое шефство, что ей только и оставалось забрасывать удочку. А вот подсекать она научилась в два счета. Надо было видеть ее лицо при этом. А кричала она похлеще меня. Ленька несколько раз говорил нам:

— Тише, рыбу распугаете!

Но Маруся не могла уняться.

Остаться наедине с Ленькой не было никакой возможности — Маруся все время была рядом. Но выяснить с запиской надо было обязательно. Не хочу, чтобы он думал, будто мне можно все сказать. К моему удивлению, разговор о записке начала Маруся. Я сначала ушам своим не поверила.

— Ле-Ры и Ка-Бу — хорошо придумано, — сказала Маруся.

Она выбрала удобный момент, чтобы сказать это. Мы стояли почти в кружок на древесном завале — он перегородил речку, поэтому образовалось что-то вроде тихой заводи. Сюда-то мы и закинули удочки. Поэтому когда она сказала, нам некуда было деваться, и мы трое как по команде скрестили свои взгляды.