Лидия Чарская - Истории для девочек

Он слушал меня, упираясь локтем на подушки и поглаживая тонкими высохшими ручками мои волосы.

– Нина, Нина, бедная Нина! Если б ты знала, как мне жаль тебя!

Он говорил мне «ты», как равный, и это меня ничуть не оскорбляло. Тут не было пажа и королевы, тут были две маленькие души, страдающие каждая по-своему…

Когда мои рыданья затихли, Юлико погладил меня по щеке и ласково произнес:

– Ну вот, ты успокоилась. Я буду говорить тебе «ты», потому что люблю тебя, как Дато, а Дато я говорил «ты».

– Говори мне «ты» и люби меня, пожалуйста, потому что меня никто больше не любит.

– Неправда, Нина, тебя любит твой отец… Ты это знаешь! А вот у меня никого нет, и никто не любил меня никогда во всю жизнь.

Мы сидели, крепко обнявшись, когда к нам вбежала запыхавшаяся Бэлла. От нее так и веяло жизнью и весельем.

– Одна лезгинка, два лезгинка, три лезгинка и все Бэлла, одна Бэлла, – считала она со смехом. – Больше никто не хочет плясать… Иди на выручку, красоточка-джаным!

– Нет, я не пойду, скажи бабушке, что я посадила большое пятно на платье и не смею выйти. Скажи, голубушка Бэлла!

Она удовлетворилась моим объяснением и побежала вниз, ликующая и радостная.

Но нам уже не было грустно. Мы тихо посмеивались, довольные тем, что нас не разлучили.

Мудрецы говорят правду, что горе сближает.

Юлико умирал быстро и бесшумно, как умирают цветы и чахоточные дети. Мы все время проводили вместе. Бабушка, довольная нашей дружбой, оставляла нас подолгу вдвоем, и мы наперерыв делились нашими впечатлениями, беседуя, как самые близкие друзья. Белая девушка, иными словами – баронесса Елизавета Владимировна Коринг, часто посещала наш дом. Завидя издали ее изящный шарабанчик, так резко отличающийся от грубых экипажей Гори, я опрометью бросалась к Юлико и тоскливо жаловалась:

– Она опять приехала! Опять приехала, Юлико!

Он успокаивал меня как умел, этот глухо кашляющий и поминутно хватающийся за грудь больной мальчик. Он забывал свои страдания, стараясь умиротворить злое сердечко большой девочки. А между тем он раздавал свои платья и воротнички прислуге и на вопрос бабушки: зачем он это делает? – заявил убежденно:

– Вчера ночью ко мне приходил Дато; он обещал еще раз зайти за мною. Мы пойдем туда, где люди ходят в белых прозрачных платьях, от которых исходит яркий свет. И мне дадут такую же одежду, если я буду щедрым и добрым… Иной одежды мне не нужно…

Часто он рассказывал мне чудесные сказки.

Однажды я сидела около постели больного, и мы тихо разговаривали по обыкновению, как вдруг неожиданно распахнулась дверь и вошла баронесса.

– Кто это? – спросил он испуганно.

– Меня зовут Лиза! – весело и любезно произнесла она. – Надеюсь, я не помешала вам, Юлико?

Он молчал… Потом неожиданно закрыл глаза, точно заснул. Она постояла в раздумье, улыбнулась мне и вышла.

– Как хорошо, что она ушла, – услышала я в ту же минуту шепот моего друга.

– Но… Юлико, ты ведь хотел быть добрым…

– Ах, Нина! Она заставила тебя плакать.

Мои глаза увлажнились от умиления: такой преданности я не ожидала от моего бедного друга!

В тот вечер отец ходил с баронессой Лизой по саду. Увидя их, я хотела скрыться, но он заметил меня и подозвал к себе.

– Ниночка, отчего ты прячешься? – спросил он. – Вот Елизавета Владимировна хочет подружиться с тобой.

– Я все время с Юлико, папа, – ответила я.

– И хорошо делаешь: бедному мальчику немного осталось жить… Но когда он оставит тебя, ты не останешься одна. С тобою будет твоя новая мама!

– Ниночка, будешь ли ты любить меня? – услышала я ласковый голос баронессы.

Но я молчала, опустив голову и уставясь в землю. Меня выручила Барбале, которая пришла звать меня к Юлико.

Ночью я не могла спать. Что-то большое и тяжелое давило мне грудь. Мне казалось, что какая-то громадная птица с лицом новой мамы летает по комнате, стараясь меня задеть своими крыльями. Я проснулась вся в холодном поту.

Вдруг легкое дуновение ветерка пронеслось по комнате, и в нем я услышала слабый зов Юлико:

– Нина.

– Сейчас, – откликнулась я и в минуту была около него.

Он лежал на спине с открытыми глазами. На ковре, у его ног, храпела Родам.

– Ты звал меня, Юлико? – спросила я его и очень удивилась, когда он ответил отрицательно.

Он вдруг забился и заплакал:

– Нина, дорогая моя, это была смерть…

– Смерть? – вырвалось у меня, и я почувствовала дрожь ужаса во всем теле.

– Да, смерть, – с тоскою подтвердил он. – Когда умирал Дато, смерть приходила за ним и позвала меня… Я тоже очень испугался… Теперь умираю я… О, как страшно, как страшно!

– Юлико, – насколько возможно спокойно проговорила я, – когда умирала деда, она не боялась смерти. Она видела ангелов, пришедших за нею, и дивный престол Господа… Около престола стояли ликующие серафимы, и деда пошла к ним с охотой, она не плакала… Темный ангел пришел к ней так тихо, что никто его не заметил…

– Но мне так душно, Нина, я так страдаю!

– Хочешь, я вынесу тебя на кровлю, Юлико, – туда, где умирала деда? – высказала я внезапно блеснувшую мысль. – Может быть, там тебе будет легче.

– Это тебе не под силу, Нина…

– О! – не без гордости улыбнулась я. – Не думай, что я такая же слабенькая, как ты! Завернись хорошенько, и я отнесу тебя: там тебе будет легко дышаться; ты увидишь горы и полночную звезду.

– Да, да, горы и полночную звезду, – как эхо вторил больной, – да, да, отнеси меня на кровлю, Нина!

Осторожно ступая, чтобы не разбудить Родам, я тихо понесла брата на кровлю. Юлико дрожал как в лихорадке. Я положила его на тахту, принесла подушки и бурку, которою закутала больного поверх одеяла.

– О, теперь мне хорошо! – прошептал он. – Спасибо, добрая Нина.

Вдали темнели горы… Одинокая полночная звезда стояла прямо перед нами. Кругом слышался тихий шелест чинар в саду, и пахло розами невыразимо сладко.

– Тебе не страшно больше? – спросила я.

Он повернул ко мне лицо. Передо мной лежал точно новый Юлико… Он казался теперь кротким белокурым ангелом… Он смотрел на полночную звезду и шептал тихо:

– Мне кажется… я вижу Дато…

– Где он? – спросила я.

Он поднял правую руку к небу и твердо произнес:

– Он подле престола Создателя… там, между другими ангелами. У него золотые крылья… и у твоей деды тоже… Они оба улыбаются… манят… Мне душно… очень душно… подними мне голову… я, должно быть, умираю…