Альберт Лиханов - День твоего рождения

И вот снова на землю упал. Опять обшарпанный дом перед глазами. Где-то в нем, за серыми стенами, отца и мать судят.

Толик видел на картинке судебную богиню. Тетка с завязанными глазами, а в руках - весы. Вешает, будто рыночная торговка ягоды. А что вешает? Вину! Кто больше виноват, в ту сторону и весы перетянут.

Толик не сомневался: если по справедливости взвешивать, весы в мамину сторону перетянут. Она больше виновата. Отец совсем ни при чем. Хотя кто его знает… Та древняя тетка с завязанными глазами ничего не видела, может, и тут не увидит?

Толик шевельнулся. Очнулся от своих дум. Тетю Полю спросил:

- А страшно судиться?

- Кому как, - качнула она головой. - Должно, стыдно, а бояться чего?..

Толик вспомнил тех, с лошадиными лицами. Как тетя Поля их ругала. Кто такие, он так ведь и не понял.

- А-а!.. - махнула рукой тетя Поля. - Есть тут всякие. У людей горе, а они как в кино ходят. Любопытные просто…

Как? Толик не поверил. Не может быть! Не может быть, чтобы на суд пускали кого угодно, да еще и бесплатно: гляди - не хочу. Слушай, как судят.

- И там? - спросил он оторопело, кивнув головой.

Тетя Поля поняла.

- И там.

Толик с ужасом представил опять желтую скамью подсудимых. На ней мать с отцом, а сбоку - эти лица. Как тени. Заглядывают им в глаза, и мама с отцом головы опускают. Все ниже, ниже, чтобы скрыться от них. Он думал, там одни судьи. И одному судье всего не скажешь, а тут эти лошадиные морды. Как стыдно! Ужасно стыдно!

Солнце стояло над головой, жарило сквозь рубашку спину. Тетя Поля надвинула на глаза платок и вдруг спросила:

- А с кем ты останешься, если они разойдутся?

Толик испуганно поглядел на нее. Правда! Как он забыл? Ведь если… Надо будет решать. С отцом или с мамой? Толик вспомнил тот день, когда он ждал отца возле проходной. Тогда он не сомневался ни секунды. С отцом! Отца выгнали из дому, он оставался один, и тогда Толик твердо решил, что будет с ним. Отец говорил: трудно, надо подождать, и Толик согласился. А потом закрутилась такая карусель, что голова кругом.

Сегодня все стало по-прежнему. Толик думал, отец не будет с ним говорить, а он протянул руки. Значит, по-прежнему? Значит, как было? Значит, он должен быть с отцом?

Толик задумался.

Значит, с отцом! Он хотел было сказать это тете Поле, но что-то удерживало его. Будто лопнула какая-то ниточка с тех пор, как он не видел отца. Он бросился с трепетом навстречу отцу, а сейчас думал, что радовался, наверное, из-за прощения. Отец простил его, протянул руки - и сразу исчез страх. То, что мучило его столько времени. И сразу стало легко. Может, из-за этого он радовался?

Толику стало стыдно, что он размышляет, будто шкурник. Ему хорошо, а на отца теперь наплевать? Пусть как знает?

Да, Толику было стыдно, но тетя Поля ждала, надо отвечать ей, и Толик растерянно пожал плечами.

- Меня ведь будут делить, - сказал он мрачно. - Как поделят.

- Вон как! - удивилась тетя Поля. - А я-то думала, ты живой человек. Сам решать станешь.

Толик мгновенно вспотел. Ему стало стыдно. Самого себя. Тети Поли. Но он так и не сказал ничего больше. Еще раз пожал плечами и сильней покраснел.

- Что ж, - сказала тетя Поля, вздыхая. - Не твоя вина, что не можешь ответить. И отец и мама - родные люди. И если надо выбирать между ними - значит, они виноваты. Не бабка твоя, не кто другой, а они. Оба.

- Отец не виноват, - сказал Толик, глядя в землю.

- Охо-хо! - вздохнула тетя Поля. - Не виноват!.. Ну да ладно, - добавила она, - будь по-твоему…

Они замолчали.

Толик припомнил, как сказала ему зимой тетя Поля, чтобы они с отцом не бросали маму бабке. Толик кивнул тогда головой, но что он мог поделать?

- Ах, был бы жив мой Коля! - сказала вдруг тоскливо соседка. - Никогда и в голову не пришло бы нам разводиться…

Толик удивленно обернулся к ней. Глаза у тети Поли были широко открыты, она смотрела вперед, словно старалась разглядеть что-то там, впереди.

- Если бы живой он был, - повторила она тягостно и вдруг сказала с жаром, будто спорила с кем: - Да ведь люди для того и находят друг друга, чтобы любить! Чтобы рядышком быть до самой смерти, да и помереть-то хорошо бы в один день!

Она помолчала. Потом добавила:

- А есть, есть такие счастливцы, мало, но есть, - помирают в один день.

Толик удивился - чего тут счастливого? - но промолчал. Уж очень горько говорила тетя Поля.

- Ну да что толковать, - вздохнула она, смахивая слезинку. - У всякого - свое. А если уж все в горе испытывается, никому такого горя не пожелаю.

Тетя Поля утерла глаза краем платка. Хлопнула дверь, и из суда вышла бабка. Она сияла, словно начищенный самовар, и у Толика сразу оборвалось сердце. Улыбается бабка - значит, быть худу.

- Господи! - охнула тетя Поля. - Неужто своего добилась?

Вслед за бабкой шагали мама с отцом. Они хмурились и отворачивались друг от друга.

- Да ты тут никак горевала? - воскликнула бабка, подходя к тете Поле и всматриваясь в нее. - Ох ты, сердешная!

- С вами заплачешь, - ответила тетя Шля, настороженно глядя то на отца, то на мать, стараясь разгадать, чем там кончился этот суд.

- Вот и все! - объявила бабка, морща от веселья острый носик. - Молодец Маша, так и держись! Пусть-ка обмозгует получше поперед, чем в суд подавать.

Отец остановился, глядя себе под ноги, поодаль от мамы.

- Эх, Васильевна! - сказала горько тетя Поля. - Ни жалости в тебе, ни любви - ничего нет. Дочку-то бы пожалела!

- Твое какое дело, бесплодна смоковница! - взъярилась бабка, но тетя Поля уже уходила от нее.

- Погоди, - сказала она, оборачиваясь. - Твой бог тебя накажет за это.

- Видали мы такого бога, - усмехнулась бабка и ткнула сухоньким пальцем в небо.

- Маша, - позвал отец маму. - Может, поговорим?

Над головой вдруг протяжно грохнуло, и Толик расхохотался: бабка присела от испуга. А с неба полился, набирая силу, чистый летний дождь.

Мама топталась под дождем, поглядывая на бабку. Наконец решилась и шагнула к отцу. Он взял ее осторожно за руку и повел к стеклянному кубику между домами. Мама сначала шла медленно, словно боялась чего-то, потом побежала, и вот они уже мчались, словно маленькие, разбрызгивая лужи.

Толик глядел на них издали и вдруг кинулся вслед.

В стеклянном кубике было кафе-мороженое.

Когда Толик вбежал в него, отец и мать уже сидели у столика друг против друга. Увидев Толика, отец смутился, а мама покраснела.

- Ты? - спросила она удивленно.

Толик опешил. Значит, они забыли о нем. Значит, они хотели без него! Опять? Как тогда!

Он сжал вздрогнувшие губы и повернулся, чтобы уйти. Уйти немедленно, прямо под секущий дождь, черт с ними! Толик уже шагнул к двери, но почувствовал на плече руку отца.

- Садись, Толик! - приказал он. - Будем говорить втроем.