Альберт Лиханов - День твоего рождения

Толик не обиделся ни чуточки. Снова поглядел на маму с интересом. Раз так говорит, да и смотрит так, чему-то быть, значит. Толик знал бабку и знал, что она может выкинуть, какую штуковину, знал он и отца, и его поступки тоже можно было предположить, кроме последнего. Знал Толик и маму. Но он знал иную маму - эта, со злыми глазами, была неизвестна ему. И новая, решительная, злая, отчаянная мама могла - да нет, не могла - должна была что-то сделать. Удивительное. Выходящее из ряда вон.

Тетя Поля вздохнула. Помолчала.

- Ты уж прости меня, старую, Маша, - сказала, - ну а сама-то себя ты не коришь? Не ругаешь?

Мама мельком взглянула на нее.

- Корю! - ответила решительно. - Ругаю! Да что толку-то? Раньше надо было, раньше!..

- Ну раз так говоришь, - сказала тетя Поля мягко, - значит, еще не поздно. Значит, поспеешь еще.

Мама усмехнулась. Тетя Поля взяла ее за плечо, повернула к себе, строго посмотрела.

- Да ты меня в пример бери, - сказала. - Гляди, гляди на меня и помни: мое былое не вернуть. Мое - было. А твое - есть. Слышишь, есть! Твой-то живой, невредимый! И сын вон у тебя есть. Счастливая ведь ты! - быстро говорила тетя Поля, и в глазах у нее блестели слезы. - Счастливая, только ты сама этого не знаешь!.. А ты узнай! Пойди! Поговори!

Тетя Поля говорила торопливо, будто боясь, что мама уйдет и не дослушает ее, но она слушала внимательно, подавшись вперед.

- Это просто обстоятельства у вас такие, - говорила тетя Поля. - Выше вас обстоятельства-то оказались, молоды вы еще, горя не знаете. Глядишь на вас - и сердце кровью обливается…

Тетя Поля говорила, говорила… Мама смотрела на нее во все глаза - и вдруг раздался крик:

- Толик! Толик!

Толик бросил свой прут. На другой стороне улицы стоял отец.

Мама побледнела. Толик приподнялся с лавки.

- Где Тема? - спросил отец.

«Ну вот, - подумал Толик, - началось…»

- Какой Тема? - решил прикинуться он, но отец не обратил на это внимания.

- Он пропал. Ушел из дому.

Толик помолчал. Говорить, где Темка, ясное дело, было нельзя, невозможно. Ни за что не сказал бы этого Толик, но отвечать все-таки что-то было надо.

- Не знаю! - сказал он и сел обратно.

Отец опустил плечи и повернулся.

Мама смотрела на отца, а тетя Поля исподлобья глядела на маму.

- Маша! - сказала она встревоженно. - Ну что же, Маша?

В глазах у мамы снова вспыхнула злость, она окликнула отца, и отец обернулся.

Прямая, как натянутая струна, мама пересекла дорогу, и они медленно пошли вдоль по улице…

Едва отец и мама свернули за угол, Толик кинулся в Клопиную деревню.

Было жарко, асфальт шевелился под ногами, как трясина. А когда Толик выбежал на обрывистый берег оврага, снизу на него пахнуло жгучим жаром. Над железными, деревянными, толевыми крышами покинутых улиц струилось горячее марево, будто тысячи печек излучали свое тепло. Дальний берег оврага, деревья, дома походили на мираж - они шевелились и от этого казались ненастоящими.

Толик скатился вниз - теперь идти сюда было не страшно. Овраг снова стал обитаемым. Там жил Темка.

Темка сидел на пороге открытого дома и возился с какой-то штуковиной.

- Смотри, - сказал он, улыбаясь, - я нашел фотоаппарат.

Фотоаппарат был старый, обшарпанный, с мехами, похожими на гармошку, и снимал забавно. Сначала надо было смотреть сквозь него через матовое стекло и крутить колесико, чтобы стало резко, а потом вставлять плоскую коробочку, вынимать задвижку и только тогда снимать. Никогда Толик не видел такого аппарата, вот до чего он старый был. У всех аппаратики маленькие, крути колесико, целься да щелкай, а этот гроб и двумя руками не удержишь, подставка нужна.

Темка прикручивал фотоаппарат к треноге и целился в курицу, которая лежала, блаженствуя, в пыли. Вокруг нее топтались цыплята.

- Жрать охота, - сказал Темка, вглядываясь в Толика. - Не достал?

Толик мотнул головой. Уже четвертый день жил здесь Темка. Первое время Толик бегал за пирожками, покупал их на остатки Темкиных денег. Потом деньги кончились, и Толик принес хлеба, взяв его у бабки. Темка наелся хлеба с солью и с луком, который рос возле брошенной избушки, и Толик решил принести хлеба побольше.

Дома он сунул полбуханки под рубаху и уже собрался уходить, как откуда-то вынырнула бабка. Зорким глазом она сразу заметила, что у Толика подозрительно топорщится живот, хлеб отняла, спрятала его в буфет под ключ.

- Нет! - мотнул головой Толик и сказал главное: - Тебя отец ищет.

Темка бросил древний фотоаппарат, повернулся к Толику.

- А вдруг выследит? - спросил он встревоженно.

- Не догадается, - ответил Толик.

- Ну а вдруг? В общем, ты петляй, когда ко мне идешь, понял? Следы запутывай. Куда-нибудь подальше от оврага ходи да оглядывайся!

Толик кивнул.

- А жрать все-таки охота! - сказал грустно Темка, и, будто подтверждая его слова, у него заурчало в животе.

- Вон еда ходит, - улыбнулся Толик и показал на курицу.

- А цыплята куда? - встревожился Темка.

- Да что ты? - засмеялся Толик. - Я пошутил.

- У меня никогда рука бы не поднялась на живое, - сказал Темка. - А тут еще мать. Как же они сиротами-то?

- Слушай! - обрадовался Толик. - А может, у нее где-нибудь гнездо есть? И она яйца туда кладет?

- Раз у нее цыплята, - ответил Темка, - яйца она не кладет.

Они помолчали. Было тихо и нестерпимо жарко. Даже здесь, в глубине оврага, солнце палило, будто на пляже.

В тишине, словно испорченный мотор, урчал Темкин живот, требуя еды, и Толик с грустью подумал: сколько сможет выдержать еще Темка?

Четыре дня и три ночи провел он уже тут, на дне оврага. Днем еще туда-сюда, можно привыкнуть, хоть тоже неприятно, - никого вокруг, только деревья шумят да курица квохчет, а ночью вообще жуть. Только Темка, отчаянный человек, может это вынести.

В первую ночь, пока совсем не стемнело, Толик с Темкой был. Они сидели на крылечке. Толик светил Темкиным фонариком, а Темка читал растрепанную книжку, которую они нашли в избушке. Называлась книжка таинственно - «Собака Баскервиллей», и, подобрав ее, Толик хотел забрать с собой, почитать. Но Темка не дал.

- У-у! - вытаращил он глаза. - Законная книжка! Страхота! Надо ее ночью читать, чтоб страшнее было.

И вот они сидели в темноте, читали пухлую книжку про ужасную собаку Баскервиллей, которая носилась в темноте как привидение - светящаяся, огромная, жуткая убийца.

Сердце у Толика громыхало так, что, умолкни Темка, он наверняка бы услышал его грохот. Но Темка не умолкал, читал с выражением.

- «В ту же секунду Лестрейд вскрикнул от ужаса и упал ничком на землю. Я выпрямился и, почти парализованный тем зрелищем, которое явилось моим глазам, потянулся ослабевшей рукой к револьверу».