Анатолий Алексин - Действующие лица и исполнители. Повести

Глеб вспомнил, что однажды ходил с дедушкой в магазин. До звонка оставалось еще минут десять.

- А что вы там покупали? - закричал я. - Это так показательно!

Глеб продолжал воспоминания…

В следующий раз мы с ребятами сами стали просить на уроке литературы:

- Пусть Глеб вспомнит еще что-нибудь. Пусть он расскажет!..

- Возникает живое общение с писательским образом! - сказал Святослав Николаевич.

Глеб вспоминал одну историю за другой. В его груди продолжало биться честное, благородное сердце, готовое прийти на помощь товарищам.

Ценность творчества Гл. Бородаева возрастала в наших глазах с каждым часом!..

Все, о чем вы прочитали в первых двух главах, было моим далеким воспоминанием: это случилось в прошлом году.

А в этом году Святослав Николаевич нас покинул. Раньше, когда мы делали что-нибудь не так, как ему бы хотелось, Святослав Николаевич предупреждал:

- Я сбегу на пенсию, если вы решительно не изменитесь!

А прощаясь с нами, он был не в силах сдержать волнение. Слезы душили его и чуть было не задушили совсем. Миронова подняла руку и спросила:

- Вам плохо?

- Нет, мне хорошо! - ответил Святослав Николаевич. - Хорошо оттого, что я осознал чувства, которые испытываю к вам. Я знал вас всего год, но не забуду никогда… Никогда! Говорят, первая любовь - самая сильная, а я думаю, что последняя!..

Мы были его последней любовью! Чувство законной гордости возникло в наших сердцах.

Вместо Святослава Николаевича к нам пришла Нинель Федоровна.

Это было стройное существо лет двадцати пяти. Может быть, об учительнице так говорить нельзя? Но она была совсем не похожа на учительницу. И когда шла на переменке по коридору, ее вполне можно было принять за ученицу десятого или даже девятого класса. Выражение лица у нее было такое, что казалось, она вот-вот расхохочется. Я никогда не встречал на лицах учителей такого странного выражения. За глаза ее никто не называл по имени-отчеству, а все стали звать просто и коротко: Нинель.

Когда Нинель Федоровна пришла к нам в первый раз, она сразу обратила внимание на стенд, который был между подоконником и классной доской.

Увидела огромную фотографию и спросила:

- А кто это такой, Гл. Бородаев?

Мы просто похолодели и приросли к своим партам. Только Миронова не растерялась. Она любила подсказывать учителям. И тут тоже подняла руку, встала и объяснила:

- Бородаев - наш знатный земляк. Он творил во второй четверти этого века.

- А что он творил? - спросила Нинель Федоровна.

- Разные произведения, - ответила Миронова. - У нас есть литературный кружок его имени.

- Имени Бородаева? - Нинель Федоровна рассмеялась. Она была из другого города, до которого слава нашего знатного земляка пока еще не докатилась.

Миронова подняла руку и объяснила:

- У нас в классе учится внук писателя Бородаева. Он сидит на самой последней парте в среднем ряду. Он почетный член нашего литкружка.

- Почетный? Зачем такой громкий титул? Нинель Федоровна заглянула в журнал.

- Пусть Глеб меня извинит. Я не читала книг его дедушки. Это моя вина.

Когда выставка закроется, - она указала на стенд, - тогда я возьму все эти книги и прочитаю. Так что ты, Глеб, меня извини.

Мы еще сильнее похолодели. Во-первых, ни одна учительница никогда не просила у нас прощения. А во-вторых, она собиралась закрыть «Уголок Бородаева»…

Мне стало тоскливо: «Неужели старшеклассники не будут больше забегать к нам? И никто больше не скажет:

«В этом классе умеют чтить… В этом классе любят литературу!» Мы станем самым обыкновенным классом. Как все… Неужели?» Другие ребята тоже затосковали. Я чувствовал это: все словно замерли, даже тетрадки не шелестели.

Миронова снова подняла руку.

- А мы готовим специальное собрание кружка, посвященное творчеству знатного земляка…

Она очень хотела помочь новой учительнице поскорей во всем разобраться.

- В какой четверти нашего века творил Бородаев? - переспросила Нинель Федоровна.

Миронова взметнула вверх руку и выпалила:

- Во второй!

Она любила подсказывать учителям.

- А мы давайте начнем с первой четверти прошлого века, - предложила Нинель Федоровна. - С Пушкина, например… Потом пойдем дальше. И так постепенно доберемся до Бородаева.

- У нашего кружка творческая направленность, - сказал Покойник. - Мы сами сочиняем.

- Я тоже пишу стихи, - сообщила Нинель Федоровна. - Когда-нибудь вам почитаю. Если наберусь храбрости. Что вам еще хочется узнать обо мне? Я не замужем. Играю в теннис.

Учителя никогда не рассказывают о своей личной жизни. А узнать интересно!

Это я по себе знаю. Помню…

Она начинала мне нравиться. Опытный глаз мог почти безошибочно определить, что и другие ребята ожили: они задвигались, зашевелились.

- В этом городе, - сказала она, - у меня нет ни родственников, ни знакомых, ни близких. Теперь вот вы будете… Если получится…

Раньше, когда раздавался звонок, все сразу выскакивали из класса. А тут стали медленно подниматься, будто отяжелели от разных дум и сомнений.

Я подошел к Нинель Федоровне и сказал:

- Знаете, у Бородаева есть повесть «Тайна старой дачи»… Потрясающий детектив! Весь наш кружок хотел съездить на эту дачу. Походить по местам событий… Это недалеко: всего час, если на электричке.

- Он писал детективы? - шепотом спросила Нинель Федоровна. И кивнула на фотографию Бородаева.

- А вы любите их? - воскликнул я с плохо скрываемым волнением.

- Все любят. Только некоторые не сознаются. Стесняются!..

«У нас полное родство душ! - подумал я. - Она угадывает мои мысли!..» Ребята начали выходить в коридор. Только Глеб остался сидеть на своем месте, пригнувшись к парте. Рядом стоял Принц Датский.

Нинель Федоровна подошла к ним. И я подошел.

- Мы решили поехать на старую дачу, - сказала она. - В одно из ближайших воскресений. Пока еще осень… Ты, Глеб, будешь нашим проводником?

- Я, пожалуйста… Если, конечно, вы… А я с удовольствием… - Он опять перестал договаривать фразы.

Когда Нинель Федоровна отошла. Принц Датский пообещал Глебу:

- Я напишу к этому дню стихотворение! Может, тебе будет приятно?..

И погладил Глеба по голове. Острая наблюдательность давно подсказала мне, что физическая сила сочеталась в Принце с детской застенчивостью и добротой.

В коридоре меня остановила Наташа Кулагина. Это случалось так редко, что я буквально затрепетал.

- На твоем месте я бы в нее влюбилась, - сказала Наташа. И так пристально посмотрела, что внезапная догадка озарила меня: «Испытывает! Ревнует!..» О, как часто мы выдаем желаемое за действительное!

- Влюбиться? - громко переспросил я. - Ну, что ты? Какие для этого основания?..